– Ты сам-то давно на Киевской был? – спросила она у своего соседа и попутчика.
Тот успел протрезветь за время стоянки, при этом растерял всю свою веселость и разговорчивость.
– А? – недавний собеседник вскинул голову и уставился на соседку так, будто увидел ее впервые. – Ага, – наконец произнес он и снова отвернулся.
Он явно не горел желанием продолжать разговор, но Гончая не привыкла отступать. Она решила сменить тактику.
– Выпить есть? А то в горле пересохло.
От долгих разговоров в горле действительно начинало саднить, в этом Гончая ничуть не солгала, но боль была уже не та, что прежде, – всего лишь першение и неприятная сухость. И кровью Гончая уже давно не харкала! Вот она – «неоперабельная регенерация», вот они – чудо-таблетки!
– Если бы, – удрученно вздохнул сосед. – Хотел в баре на станции накатить, да там очередь.
– А на барахолке чего не купил? Я видела у челноков и самогон, и брагу.
– Сама бы и покупала, раз такая умная! – безобидный вопрос неожиданно привел собеседника в настоящую ярость. Он с таким гневом глянул на свою соседку, что Гончей даже стало не по себе. – Не хватало еще, чтобы у меня, как у вашего сталкера, крыша поехала?
– Какого сталкера? – растерялась она.
– Такого! Не прикидывайся, будто не знаешь! С твоей станции, с Краснопресненской!
Ничего подобного Гончая не слышала. Но не рассказывать же первому встречному, что она почти две недели провела в плену у сатанистов, роя выгребную яму.
Выручил девушку интеллигентного вида мужчина в очках, сидящий через проход от нее.
– Вы про того сумасшедшего, который убил свою беременную жену? – спросил он у расшумевшегося попутчика.
– А то про кого же?! Настоящий мужик был, сталкер, никаких тварей не боялся! А хлебнул как-то бодяги, которую у пришлых челноков купил, и все – враз крыша поехала! В зверя превратился! Жену свою, которой срок подошел рожать, насмерть забил. Голову проломил, живот разорвал – не ножом, а руками разорвал, плод оттуда вырвал и съел. А под конец и себя порешил!
Гончая никогда не отличалась впечатлительностью, но при последних словах соседа ее чуть не вырвало. Почему-то вспомнились слова безумной пророчицы, застреленной фашистскими штурмовиками.
Зверь уже здесь! Я слышу его дыхание!
– Вы ошибаетесь, – сказал интеллигент. – Я сам краснопресненский и в курсе, что у нас произошло. Безумец, о котором вы рассказали, был не сталкером, а железнодорожным рабочим, обслуживающим и восстанавливающим рельсовые пути. Помните, где-то месяц назад обрушился туннель между Краснопресненской и Белорусской? Так вот, этот человек был в бригаде, которая расчищала пути, и двое рабочих провалились в расщелину. Один пропал бесследно, а другого остальные сумели вытащить. Это он и есть. Вот после того случая у него и начались проблемы с психикой. Я думаю, что он в расщелине умом повредился. Может, увидел там что-то внизу или ядовитым газом отравился. Но только как-то это падение на него повлияло. Нервный он стал, испуганный, в туннель больше не ходил, и черви ему повсюду мерещились. Он и прежде-то трезвенником не был, а как в расщелину провалился, вообще запил по-черному. Говорил: спать не могу без этого, только глаза закрою, сразу черви набрасываются и грызут, грызут…
И бледные черви будут грызть разлагающиеся трупы.
Гончая слушала, затаив дыхание, а мужчина в очках тем временем продолжал:
– Только не помогла ему выпивка, еще хуже стало. Однажды привиделось бедолаге в бреду, что жена не ребенка в животе носит, а червя, который его съест. Мы хоть и не по соседству жили, но я слышал, как он среди ночи на жену кричал: «у тебя там червь! Он меня сожрет!» Он уже не в первый раз про червей кричал, поэтому соседи и не сообразили, что до убийства дело дойдет. Только когда жена его закричала, опомнились. Вбежали к ним в палатку, да поздно. Женщина в крови, мертвая, безумец тоже весь в крови и младенца изуродованного в руках держит. Только он малыша не ел и себя не убивал – от раскаяния умер, а может, совесть замучила. Той же ночью, даже до утра не дожил.
– А больше ни с кем ничего подобного или просто странного не случалось? – осторожно спросила у рассказчика Гончая.
Мужчина поправил на лице очки и внимательно посмотрел на нее.
– Что вы имеете в виду?
– Все!
Тот покачал головой.
«Не скажет», – решила Гончая. И ошиблась.
– У нас нет, а вот про соседнюю Киевскую слышал.
– Что именно?
– Что люди оттуда уезжают. Не массово, а так, понемногу. У нас уже несколько человек с Киевской жильем и работой интересовались. А начнешь спрашивать: зачем переезжаете? – только плечами пожимают, а не говорят.
Гончей вспомнилась рыдающая физиономия Стратега, его рассказ об исчезновении Майки, и ее ладони непроизвольно сжались в кулаки. Если бы сейчас тот оказался рядом… Нет, она не стала бы его убивать, но разбила бы в кровь его пьяную рожу. «Самовлюбленный трус! Куда ты привез мою дочь?!»
Дрезина, тянущая пассажирскую платформу, постепенно замедляла ход, и впереди уже можно было разглядеть станционные огни Киевской. Гончая глубоко вздохнула, как делала это перед предстоящей схваткой. Что бы ни происходило на Киевской, она собиралась это выяснить. Узнать, почему оттуда бежали люди, и найти пропавшую дочь.
* * *
Вопреки ожиданиям станция выглядела вполне мирно, если это определение вообще было применимо к Киевской-кольцевой – средоточию ганзейской военной мощи. Какая бы таинственная угроза ни нависла над местными жителями, Гончая не увидела на платформе ни перепуганных людей, ни суетящихся военных, ни каких-либо приготовлений к отражению возможной опасности. Торговцы, словно проросшие и укоренившиеся на субстрате грибы, монументально восседали за своими прилавками, ломящимися под весом разложенного товара, вдоль торговых рядов степенно прогуливались покупатели и также неспешно, если не сказать лениво, рассекали толпу вооруженные патрули.
На самом деле стражи порядка только казались ленивыми, да и самих патрулей, на первый взгляд, было слишком много, но Гончая допускала, что насчет последнего она может и ошибаться – ганзейцы вообще были помешаны на своей безопасности. Впрочем, то же самое можно было сказать и про красных, фашистов, граждан Полиса, кичащихся своей независимостью, и представителей любой другой крупной фракции.
Она поискала глазами недавнего попутчика, приехавшего на Киевскую к своему товарищу, но тот уже затерялся в толпе. Кроме соседа, с прицепной платформы сошли только двое военных, остальные пассажиры ехали дальше. Гончая проделала свой старый трюк – присоединилась к этим двоим, тем более что полученные на Октябрьской форменные камуфляжные штаны позволяли ей сойти за «свою», и, пока бойцы объяснялись с пограничниками, незаметно прошмыгнула на станцию.
Хотя прозевавшие ее постовые не стали поднимать тревогу, задерживаться на Кольце не стоило. Патрули то и дело останавливали прохожих, требуя у них документы для проверки. Гончая так и не поняла, случаен их выбор или нет, но решила, что ни добротная одежда, ни дробовик, ни такой же, как на патрульных, серый камуфляж не гарантируют отсутствия интереса со стороны стражей порядка. В любой момент патруль мог остановить ее и потребовать предъявить документы, которых у беглой пленницы-рабыни как раз и не было.
