По осмотре монастыря их Величество отбыли в колясках на пристань, а оттуда на лодку, причем суда и береговая батарея салютовали. Переодевшись, их Величество опять съехали на берег, причем опять был произведен салют. На пристань были собраны все войска, стоявшие шпалерами вдоль дороги до монастыря, которые потом были переведены в Уэльву.
Офицеров доставили в Кадикс на пароходе “Pelayo”, куда прибыли в 5 час. вечера. Так как мною было сделано распоряжение, чтобы все расчеты с берегом были закончены к моему возвращению и крейсер готов к выходу в море, то я немедленно отдал прощальный визит испанскому адмиралу Оканья и командиру французского броненосца Марешалю, чтобы еще раз поблагодарить его за внимание к нам. Ночью развел пары. Утром 2 октября с приливным течением вывел фертоинговую скобу и в 6 ¾ час. снялся с якоря, имея пары в трех котлах. Выйдя в море и видя, что оно спокойно и нет причины ожидать большой волны, которая заставила бы уменьшить ход, ввел в действие четвертый котел, чтобы воспользоваться спокойным морем и скорее дойти до Шербура.
Переход сделан при благоприятных условиях.
Командир капитан 1 ранга Чухнин
В морях и океанах
Отъездом наследника со свитой 21 мая на украшенных цветами тройках (в тот же день на “Корейце” отправились в Иокагаму принц Георг и командир Домен — их путь лежал через Америку в Европу) жизнь на “Памяти Азова”, как и на всей эскадре, потеряла все то многоцветье непрерывного праздника, в котором она протекала минувшие семь месяцев. Наступила проза боевой подготовки и жизнь по далеко еще не обжитой и казавшейся очень неблагоустроенной (особенно после Японии) окраине России. Можно лишь разводить руками, читая откровенно непатриотические слова, которые по поводу Владивостока и его людей позволял себе в письмах Ф.В. Дубасов. Город, его люди, климат вызывали его крайне неудовольствие и раздражение. “Мы осиротели”, — писал и Г.Ф. Цывинский.
4 июня проводили уходивший в Россию “Адмирал Нахимов”. На нем в Японию отправился начальник эскадры, чтобы сдать командование сменявшему его вице-адмиралу П.П. Тыртову (1836–1903).
Летние месяцы и осень “Память Азова” провел во Владивостоке, изредка для учений и стрельб выходя в Амурский залив. 7 ноября пришли для докования в Иокогаму, 16 декабря вместе с “Владимиром Мономахом” для зимней стоянки в Нагасаки. 15 ноября “Память Азова” прибыл в Гонконг, 28 марта в Чифу, 30 марта — в Нагасаки. Здесь 4 апреля проводили уходивший в Россию “Владимир Мономах”. “Память Азова” остался единственным крупным кораблем в сильно поредевшей эскадре. Ее теперь вместе с ним составляли лишь четыре канонерские лодки, которые и продолжали нести задачи представительства русского флота в водах обширного театра. Уже 9 октября из Иокагамы для возвращения в Россию редким экзотическим маршрутом — через Сидней и Фольклендские острова — ушел “Джигит”.
Летом 1892 г. ожидалось подкрепление — крейсера “Дмитрий Донской” и “Витязь”. Эскадра продолжала оставаться чисто крейсерской. Ее корабли, как повторилось в официальном отчете, каждый год с 1 мая по 1 октября плавали у собственного побережья, занимаясь учениями, которых нельзя было производить в иностранных портах, выполняли дефектные работы и изучали бухты собственных вод. Остальное время корабли проводили в портах Японии и Китая, пополняя знания о них офицеров. Малые корабли обязательно посещали Тянь-Цзинь, Ханькоу и Фучаго, откуда поступали большие партии чая для русских торговцев 5 мая 1892 г. в командование только что прибывшего во Владивосток “Памяти Азова” вступил капитан 1 ранга Г.П. Чухнин (1848–1906). Ранее он отличился образцовым командованием в 1886–1890 г. канонерской лодкой “Манчжур”, которую благодаря почти фанатической преданности долгу и обязанностям службы (сродни П.С. Нахимову), сумел довести (и в боевом, и техническом отношении) до пределов совершенства. Так, лично обследовав состояние котлов корабля, он добился от механика устранения всех недостатков и с законной гордостью в вахтенном журнале записывал: “После моего осмотра машина переродилась, пар с 50 поднялся на 70, обороты с 70 до 80, а ход 7 до 8 уз.” В предания флота вошло поразившее всех отчаянное плавание “Манчжура” без лоцмана в продолжение двух недель по неизвестным шхерам китайских рек. В книге А. Беломора “Вице-адмирал Григорий Павлович Чухнин” (СПб, 1909 г.), составившей обстоятельную картину его подвижнической жизни и службы, немало сказано и о переменах, которые он совершил, командуя крейсером “Память Азова”.
В равной мере достойно, настойчиво и въедливо входил он во все стороны жизни, быта, техники, организации службы, обучения и воспитания матросов и офицеров морской практики, штурманского искусства и боевой подготовки. Это была разительная противоположность того образа “службы”, которого, судя по описанию Г.Ф. Цывинского, придерживался, например, образцово цензовый командир “Владимира Мономаха” О.В. Старк (1846–1928, Гельсингфорс), который сменил допекавшего всех офицеров Ф.В. Дубасова. “Спокойный и молчаливый флегматик имел характер типичного финлядца, ничему не мешая и ни к кому не придираясь, предоставлял флотской службе идти своим порядком”. Ночевал этот командир всегда на берегу при жене, на фрегат являлся к подъему флага и “после завтрака уезжал домой до следующего утра” (Г.Ф. Цывинский, с. 122).
Отличался Г.П. Чухнин и особой непримиримостью к недоделкам и необязательному отношению к работам на корабле со стороны портовых и заводских служб, ни одной работе он ни позволял оставаться невыполненной или неоконченной. Всегда и непременно с проверкой на месте, он умел обнаружить и конструктивную несостоятельность установки инженерами матросских умывальников (из-за слишком тесного расположения к ним нельзя было подойти), и неудобство, малые размеры и тесноту коек офицеров. Без переделок не оставлял он и нерациональное расположение мебели в офицерской каюте, где выдвинуть ящик стола мешала почему-то не учтенная инженерами грелка парового отопления. “Нигде нет столько беспокойства, как на этом “Азове”, — говорили инженеры завода и порта (А. Беломор, с. 39). Эту непримиримость к недостаткам и почти угнетающую требовательность Г.П. Чухнин проявлял в продолжение всей своей службы, на всех занимавшихся им должностях.
И если бы сохранилась в советском флоте в неприкосновенности школа требовательности адмирала Чухнина, не было бы тех нелепиц проектирования вроде клинкетного привода, выступавшего из корпуса над головами людей за габарит отсека подводных лодок проекта 613. На этот шедевр заботы о людях, нам студентам ЛКИ, в продолжении всей плавательной практики в 1957 г. на С-348 не переставали напоминать команда и офицеры лодки. Умей офицеры флота (и тогда, и в наши дни) проявлять чухнинскую требовательность, многие нелепые аварии и ужасающие катастрофы могли бы не состояться.
Школа управления адмирала Г.А. Чухнина, не позволяя кораблю выйти в море с недоделками, гарантировала его действительную боеспособность. Таким образцовым для всего флота оставался “Азов” в продолжение всего времени командования им Г.П. Чухниным. С блеском и в пример флоту выполнял он все возлагавшиеся на него поручения.
С блеском провел Г.П. Чухнин свой корабль с Дальнего Востока на Балтику. На обратном пути летом 1892 г. крейсер под парусами держался хорошо, крен был “умеренный, качка спокойная, руль ходил прямо”. Но ни приемлемой скорости, ни лавировки паруса при их малой площади и большой длине корабля обеспечить уже не могли; отказ от этого тяжеловесного и явно не оправдывавшего себя вспомогательного движителя был предрешен. Обратный путь на запад “Память Азова” проделал большей частью под парами. 23 июля “Память Азова” был в Сингапуре, 21 августа в Адене, 20 сентября в Кадиксе. Здесь 24 сентября, накануне выхода в Шербур, было получено приказание остаться для участия в испанской части торжеств 400-летия открытия Америки X. Колумбом.
