Весною все военные академии (и наша морская) закрылись, и вся наша молодежь бросилась за протекциями, чтобы попасть или на Дунай, куда требовались морские офицеры для обслуживания и установки минного заграждения, или на эскадру, которая должна была идти в Средиземное море, чтобы оперировать против Дарданелл. Гвардейский экипаж в полном составе, со своим командиром Великим Князем Алексеем Алексеевичем, был отправлен на Дунай, для чего «Светлану» пришлось вернуть в Россию, 8-й флотский экипаж, квартировавший в Петербурге и потому нахолившийся в лучах адмиралтейского шпица, также почти весь попал на Дунай; а мы, грешные кронштадтские пасынки, не имея протекции, остались расписанными по судам «боевой эскадры», собиравшейся следовать в Средиземное море.
На эскадре висел флаг самого генерал-адмирала Великого Князя Константина Николаевича, а начальником его штаба был адмирал А.А. Попов (известный строитель круглых судов). Эскадра состояла из мониторов, башенных лодок, и самыми сильными морскими судами считались «Князь Пожарский» и броненосец «Кремль». В конце концов эскадра никуда не ушла и осенью обычно окончила кампанию, как в мирное время. Я остался опять на берегу… Но Бог меня миловал, и счастье опять мне помогло. Минный офицерский класс не только не закрылся вместе со всеми академиями, а, наоборот, открыл усиленный прием офицеров ввиду большого спроса специалистов этого дела на Дунае, где уже прогремели подвиги Дубасова и Шестакова, взорвавших турецкий монитор шестовыми минами.
Минным классом заведовал в то время капитан 2 ранга В. П. Верховский, известный своей необычайной энергией и проявивший большую инициативу при развитии минного вооружения в нашем флоте. Верховский, узнав, что я был в Академии, принял меня без экзамена, и с 1 октября (1877 г.) я начал опять учиться. Химия, физика, взрывчатые составы, электротехника, гидравлика и материальная часть минного вооружения были главными предметами преподавания в минном классе.
Академический курс помог мне разбираться лишь в теоретических предметах, здесь же большинство предметов было приурочено к определенной специальной технике, применяемой на живой практике. Там — наука, здесь — ремесло, но это ремесло требовало внимания и осмотрительности, так как мина являлась опасным оружием для самого себя при малейшей ошибке со стороны обращающегося с ней. Занятия в минном классе начинались в 9 часов утра и часто оканчивались в 9 часов вечера, с перерывом для обеда на 2 часа. Лекции читались профессорами университета, приезжавшими из Петербурга. Много было практических занятий в лаборатории по анализу и изготовлению взрывчатых составов и в физическом кабинете; практика, таким образом, шла вперемежку с теорией.
В апреле 1878 г. я выдержал выпускной экзамен, и в мае весь состав новых минных офицеров отправился на практику на судах Минного отряда под флагом адмирала К.П. Пилкина. Осенью по окончании кампании нас выпустили со званием минного офицера и расписали по судам Балтийского флота на штатные места судовых минных офицеров.
В это лето был заключен мир с Турцией. Тянулась канитель Берлинского Конгресса, на котором, благодаря Бисмарку и особенно лорду Дизраэли (лорду Биконсфильду), России пришлось лишиться всех плодов победы, и мы начали готовиться к новой войне с Англией. Не рискуя состязаться нашим ничтожным флотом с английским флотом, мы, убедившись на Дунае в силе минного оружия, построили одновременно около ста штук легких железных миноносок (по 25–45 тонн) и стали вооружать их шестовыми, буксирными и бросательными минами.
Вот для испытания этих приспособлений Верховский назначил меня минным офицером на 5 различных миноносках, приписанных к Минному отряду. Всю осень я ходил с командирами этих миноносок на испытания разного рода приспособлений для бросания или буксирования мин.
НАЗНАЧЕНИЕ НА КЛИПЕР «НАЕЗДНИК»
В один из пасмурных осенних дней 1878 г., когда я возился на минной пристани около миноносок, готовых выйти в море на испытание, ко мне подошел капитан 2 ранга И.М. Лавров, командир строящегося «Наездника», лично со мною не знакомый, и без всяких предисловий предложил мне должность минного офицера на «Наезднике», который был спущен в этом году и готовился к кругосветному плаванию в будущее лето. Так как Лавров видел меня первый раз, то я понял, что, вероятно, сам Верховский указал ему на меня. Я принял спокойно и поблагодарил его за это предложение, а сам был на седьмом небе от радости и в душе ликовал, что наконец и я попаду в кругосветное плавание, и даже не в качестве безличного гардемарина (как пошли мои товарищи), а в ответственной должности судового минного офицера и вахтенного начальника. Клипер «Наездник» считался в то время лучшим типом для дальних океанских плаваний, он имел высокий рангоут и большую парусность. Машина его строилась в Англии на заводе Пэна, поэтому ожидалось, что это будет лучший ходок из современных ему клиперов. Одним словом, и в этом случае меня Бог миловал и счастье помогло.
Зиму я прожил в Кронштадте, делая по пятницам доклады в минном классе о результатах испытаний на миноносцах, а раннею весною 1879 г. я переехал в Петербург, чтобы участвовать в изготовлении «Наездника» к плаванию по своей специальности. Ежедневно с утра я отправлялся на клипер следить за установкой минного вооружения, там собирались все офицеры-специалисты и каждый наблюдал за своей частью. Всем вооружением руководил старший офицер капитан-лейтенант Зубов — георгиевский кавалер, вернувшийся незадолго из Турции, куда он был отправлен разжалованным в матросы по суду за удар по лицу старшего офицера на клипере «Всадник», плававшем в Тихом океане. После турецкой войны Зубову был дан орден Св. Георгия за храбрость и возвращен чин лейтенанта. У нас на клипере он пробыл недолго, вскоре был командирован в Туркестан и затем в отряд генерала Скобелева в хивинский поход.
Наш командир Лавров, живший с семьей в Кронштадте, наведывался на клипер раза три в неделю. Он следил за точным осуществлением чертежа клипера и добивался, чтобы на нем применялись по возможности все усовершенствования морской строительной техники того времени. Вскоре уехавшего в Туркестан Зубова заменил лейтенант П.Н. Чайковский, опытный парусник, вернувшийся недавно из кругосветного плавания на «Богатыре».
Погода стояла ясная, и работы на клипере шли с полным успехом. Установкою английской машины заведывал присланный от завода Пэна весьма опытный мастер м-р Хоппе (Hopps). К концу апреля клипер стоял уже на Неве с полным рангоутом и привязанными парусами. Оставалось лишь установить тяжелую артиллерию, но эта нагрузка была отложена до прихода в Кронштадт, иначе клипер не мог бы пройти через мелководный бар устья Невы, где было глубины лишь 9 футов.
На 2-й день Пасхи было получено известие о бывшем в то утро (2-го апреля) покушении на Императора Александра II революционера Соловьева, стрелявшего на Дворцовой площади, но неудачно. Царь остался невредим. Соловьев был задержан, он пытался отравиться, но неудачно и впоследствии по приговору Верховного Суда был казнен.
К 2 часам дня в Зимний дворец были собраны все высшие петербургские сановники, члены городской Думы и офицеры всей гвардии для благодарственного молебствия и поздравления. Александр II говорил речь о своей любви к России и русскому народу… Ему в ответ гремело «ура»…
