Это была та самая мелочь, которая может отправить человека на электрический стул. В конце концов, если его и задержат, то самое плохое, что с ним может случиться, это быть обвиненным в насилии. Он не мог предвидеть смерть Коннорса, он никогда не видел этого человека до того момента, когда обнаружил его лежащим голым на кровати Ванды...
Если его задержат, он скажет правду... и к черту то, что подумает о нем Ольга! Он скажет, что у Ванды нет никаких знакомых в Чикаго и что, совершенно естественно, она обратилась за помощью именно к нему, когда Коннорс вломился в ее квартиру.
Хенсон признается, что покупал виски, но не надо говорить о том, что Ванда стукнула парня цоколем лампы. У алкашей всегда полно синяков и ссадин...
Они расскажут правду о квартире на Дерборн-стрит, снятой под фальшивым именем. И если следователи спросят, как секретарша, получающая шестьдесят долларов в неделю, может снимать помещение стоимостью в сто восемьдесят долларов в месяц, то пусть они думают, что хотят. И Джек Хелл, и Ольга...
Хенсон положил в карман письмо Джонни Энглиша. К черту всех! За исключением Ванды. Хенсон собирался прожить с ней оставшиеся годы. «Да» – написала ему Ванда. Смешно, как много может значить простое словечко из двух букв!
Он нажал на кнопку внутреннего телефона, соединенного с приемной Ванды.
– Как вам мысль пожить в Мозамбике? – спросил он.
Ошеломленная Ванда ответила не сразу.
– А где это?
– Португальская колония в Африке.
– Вы хотели сказать, что мы будем там вместе?
– Да.
Ванда больше не колебалась.
– Мне бы это понравилось. Очень понравилось.
Хенсон повесил трубку и глубоко вздохнул. Затем он взял карандаш и просмотрел проект строительства на Красной реке, чтобы убедиться, что дело стоящее.
В пять часов он решил, что у него был достаточно напряженный день. Он надел шляпу и спустился на лифте в бар, чтобы пропустить порцию или две виски, прежде чем идти домой.
Табурет, на котором он обычно сидел, был занят, и он подождал несколько минут, пока занимавший его мужчина не допьет свое вино и не уйдет. За полированной стойкой все еще находился дневной бармен.
– Как дела, мистер Хенсон?
– Отлично!
– Как всегда, двойное виски?
– Достаточно будет одинарного.
– Но это очень мало!
– В самом деле?
– Я думаю, что такие, как вы, всегда находятся под прессом, почему вы и зарабатываете так много. Но за все время, что вы приходите сюда по утрам, я первый раз подал вам сегодня три двойных виски за один заход.
– У нас крупный проект в Турции.
Молодой человек с седыми висками, сидящий на соседнем табурете, повернулся к нему.
– Я не ошибаюсь, бармен действительно назвал вас мистером Хенсоном?
– Вы не ошиблись.
– Ларри Хенсон, главный инженер «Атласа»?
– Точно.
– Я вас ждал. Мне сказали, что вы имеете привычку заходить сюда перед тем, как ехать домой. Я не хотел разговаривать с вами в офисе.
Он положил на прилавок кожаный бумажник и раскрыл его. В одном из отделений находился полицейский значок, а в другом, под целлофаном, удостоверение личности на имя Джона Эгана из уголовной бригады. Хенсон почувствовал, как похолодело у него внутри.
– Чем могу быть вам полезен?
Эган сделал глоток пива.
– Довольно странная ситуация... Я бы не хотел причинять кому-нибудь неприятности – по возможности. Поверьте мне, мистер Хенсон, полиция не хочет никому докучать, особенно если человек, будь то мужчина или женщина, встал на прямой путь.
– Вполне возможно.
Лейтенант Эган вынул из кармана фотографию и показал ее Хенсону. Тот понял, что это полицейская фотография. На ней была изображена Ванда с большим номером, закрывавшим ее грудь.
– Вы знаете эту девушку?
– Естественно. Это моя секретарша мисс Ванда Галь.
Эган убрал фото в карман.
– Нам это сообщили в Де-Мейн. Сколько времени она у вас работает?
– Приблизительно три месяца. Но в компании она служит уже больше года.
– Ну и как она в качестве секретарши?
– Удовлетворительно. Не лучше и не хуже других.
– А вы знаете что-нибудь о ее частной жизни?
Хенсон почувствовал, что на его лбу проступил пот.
– Очень мало. В общем, я вижу ее от десяти утра до пяти часов вечера, и все.
Эган наклонил голову.
– Это то, что мы уже знаем. Вы женаты, не так ли?
– Кажется, вы основательно познакомились с моим досье! Женат. Вот уже двадцать четыре года.
– И у вас есть сын по имени Джим, лейтенант флота?
– Совершенно верно.
– Вы считаете, что ладите со своей женой?
– Настолько хорошо, насколько можно ладить через двадцать четыре года после свадьбы... Но что означают ваши вопросы, лейтенант?
– Простая формальность. Вы знали, что мисс Галь в прошлом была судима?
– Нет.
Лейтенант Эган доверительно сообщил:
– В этом нет ничего страшного. Просто, когда ей было семнадцать лет, она провела несколько месяцев в исправительном лагере. После чего, насколько нам известно, она встала на прямой путь. Но в семнадцать лет она связалась с одним жуликом, которого потом осудили на четыре года. На процессе и в суде она утверждала, что ничего об этом не знала. Он подтверждал ее слова. И эти шесть месяцев, которые она провела в колонии, были, можно сказать, не наказанием, а, что называется, наставлением на путь истины. После заключения она вела добропорядочную жизнь.
– Мне все-таки непонятно, почему вы спрашиваете меня обо всем этом, – заявил Хенсон.
– Том Коннорс, любовник мисс Галь, был обнаружен сегодня мертвым. Он лежал в кустарнике Линкольн-парка возле зоологического уголка.
– Вот как! А какое отношение имеет к этому мисс Галь?
– Мы не знаем, замешана она в это дело или нет. Но, вспомнив ее старую связь с Коннорсом, мы, как только обнаружили труп, направились по последнему адресу мисс Галь: 1212, Норч, Селл-стрит. Привратница сообщила, что сегодня между двенадцатью и тринадцатью часами она переехала и не оставила адреса.
Хенсону захотелось рассказать Эгану правду, и только страх быть замешанным в полицейское расследование остановил его. Кроме того, ему хотелось убедиться, что «да» Ванды было серьезным. А впоследствии он с удовольствием расскажет лейтенанту все, что случилось.
