Но флот в это время еще не закончил своего поворота. “Евстафий” не имел права начать стрелять иначе, как по указанию управляющего огнем, находившегося на линейном корабле “Иоанн Златоуст”. Между тем, минуты шли. Наконец сам адмирал Эбергард приказал открыть огонь, не дожидаясь “Иоанна Златоуста”. “Евстафий” дал залп. Этот залп накрыл “Гебена”, причем ясно видны были разрывы снарядов в его средней части.
“Гебен”, по-видимому, лежавший на курсе Ost, стал поворачивать вправо, продолжая идти на сближение до первого русского залпа. После попадания “Евстафия” он склонился на курс, параллельный нашей эскадре, и, приблизительно минуту спустя, открыл огонь из всех башен, сосредоточив его на головном корабле русского флота.
Повреждения на линкоре “Евстафий”, полученные в бою у мыса Сарыч. 5/18 ноября 1914 г.
Бой начался!
"Но здесь произошла роковая ошибка, из-за которой была упущена блестящая победа над “Гебеном”". “Евстафий”, по личному приказанию командующего, против артиллерийской организации, выстрелил первым по своему собственному прицелу 40 кб и не уведомил об этом управляющего централизованным огнем корабля “Иоанн Златоуст”, дававшего в то же время по радиосети расстояние 60 кб, то есть с заведомым перелетом в 20 кб.
"Этим самым “Евстафий” сбил стрельбу всех остальных кораблей и не позволил открыть прямо "бешеного" огня со всех судов бригады. “Златоуст” же взял неверное расстояние вследствие плохой видимости “Гебена” из-за тумана и дыма бригады, повернувшей относительно неприятеля таким неудобным образом. Следствием этого была нерешительная стрельба, причем “Златоуст” и “Три Святителя” стреляли с неверной установкой прицела. То же случилось и с 6" огнем, который пустили по 12" прицелу. Таким образом, стрельба оказалась ниже всякой критики, как в смысле меткости, так и скорострельности.
“Евстафий” хорошо различал противника. На “Иоанне Златоусте” его видела хорошо лишь носовая башня. На “Пантелеймоне” башни не видели противника совсем. Концевой “Ростислав” вел огонь по “Бреслау”, который скоро повернул и скрылся в тумане. По нему же был направлен огонь 152-мм орудий кораблей, стрелявших главным калибром по “Гебену”.
“Гебен” сосредоточил свой огонь на “Евстафии”. Его первый залп дал перелет в несколько сажен, причем один из снарядов пронизал дымовую трубу “Евстафия”. Второй — перелет. Третий — два попадания. В дальнейшем — стрельба прошла на недолетах.
Миноносцы, бывшие в походном порядке позади главных сил флота, сделали попытку идти в атаку, но не успели даже увидеть “Гебен”. Заметив “Бреслау”, они бросились за ним, но скоро потеряли его из виду. Крейсера описывали сложные эволюции, стараясь занять свои места в боевом порядке сзади и впереди строя линейных кораблей.
В 12 ч 35 мин силуэт “Гебена” стал плохо виден, вскоре он резко повернул и окончательно скрылся в тумане. Стрельба прекратилась.
Вот эти 14 минут боя.
Все опасения, которые возбуждали походный порядок флота и его боевая организация, нашли себе здесь полное подтверждение. Противник был открыт на дистанции решительного боя. Флоту не хватило времени, чтобы развернуться и успеть развить полную мощь своего огня. Негибкая организация в связи с фактом отделения управляющего огнем от командующего сделали свое дело — стрельба была сорвана.
Эскадра выпустила следующее количество 305-мм снарядов: “Евстафии” — 12, “Иоанн Златоуст” — 6, “Три Святителя” — 12, “Пантелеймон” — ни одного. Между тем, откинув пристрелку, оставив только 5 мин на поражение, эскадра могла бы за это время послать около 70 снарядов, из которых в данных условиях боя не один десяток мог бы быть брошен в борт и палубы “Гебена”.
Помимо дезорганизации стрельбы, ввиду указанных выше причин, немаловажную роль сыграло то обстоятельство, что дым своих кораблей стлался вдоль линии боя, закрывая иель. Казалось бы, командующий должен был это учесть, избрав иной курс и строй, но он, вероятно, не был свободен в силу требований к маневрированию, исходящих из правил централизованной стрельбы. Казалось бы, командиры сами могли выйти из строя, чтобы дать возможность своим башням видеть противника. Но та же причина на удержала их от подобного маневра. Они были прикованы к кильватеру.
Остается только удивляться, как в этих условиях были все-таки достигнуты попадания в “Гебен”! Он получил три 305-мм попадания и 11 — снарядами среднего калибра, коими на нем убило 12 офицеров, 103 матроса; ранило — 7 офицеров, 52 матроса, произведен пожар и повреждения, потребовавшие двухнедельного ремонта. Потери и повреждения “Гебена” превосходили таковые на русском флоте.
Это еще раз показывает, что отдельные корабли стреляли хорошо, и неудача может быть полностью отнесена на счет боевой организации и тактики.
Дальнейшие маневры адмирала Эбергарда после ухода “Гебена” также представляют глубокий интерес и, несомненно, поучительны. Эбергард в своем донесении пишет: "Стрельба прекратилась. Флот продолжал оставаться на прежнем курсе, в готовности продолжать бой, как только “Гебен” покажется вновь…"
Иначе говоря, флот не преследовал противника и курс его остался перпендикулярным тому направлению, в котором скрылся “Гебен”. На нем флот продержался около 10 мин. Конечно, не было никакого основания рассчитывать, что “Гебен” покажется вновь. Этот маневр характеризует лишь растерянность командования.
Далее в донесении командующего флотом говорится: "Около 12 ч 40 мин, не видя “Гебена” и имея намерение сблизиться с ним, я отдал приказание поворачивать вправо. Руль был положен право на борт, когда прямо по носу был усмотрен плавающий предмет. Остерегаясь возможности наброски плавающих мин, я изменил направление и сделал поворот влево… Таким образом, намерение преследовать, помимо того, что сильно запоздало, выразилось в виде поворота в сторону, обратную той, в которой скрылся противник. Для начальника, имеющего твердую волю к продолжению боя, такие причины, как предположение наброски мин, неосновательны. Об этом можно еще было говорить в Русско-японскую войну, когда артурская эскадра подозрительные предметы принимала за мины (между прочим, в бою 28 июля 1904 года эти подозрительные предметы, принятые за мины, вызвали эскадру на поворот, смешали ее строй в ответственный момент открытия огня; об этом адмирал Эбергард должен был знать). Но в мировую войну такое предположение обоснованным не могло быть и, конечно, ни в какой степени не служило оправданием столь неудачного осуществления решения преследовать, ворочая от противника.
