Судя по всему, Норман против этой идеи не возражал. Все прошло без сучка без задоринки, и первые три месяца они с матерью управляли новым хозяйством вместе. Вот тогда-то мать и объявила ему, что выходит замуж за Консидайна.
— И это заставило его свихнуться? — спросила Лайла.
Сэм сунул окурок в пепельницу. Так можно было не смотреть на нее, отвечая на вопрос.
— Не только это, как выяснил доктор Стейнер. Кажется, она объявила о своем замужестве при довольно неприятных обстоятельствах: после того как Норман застал ее с Консидайном в спальне, на втором этаже. Испытал он шок от увиденного сразу или спустя какое-то время, чтобы все осмыслить, неизвестно. Известно только, что произошло в результате. Норман отравил свою мать и Консидайна стрихнином. Добыл какой-то крысиный яд, положил его в кофе и подал им. Наверное, он ждал до тех пор, пока они не решили отпраздновать все вместе предстоявшую свадьбу; так или иначе, стол был уставлен всякими яствами, а в кофе добавлен бренди. Это позволило отбить привкус яда.
— Ужасно! — Лайла содрогнулась.
— Судя по тому, что мне рассказали, все было действительно ужасно. Насколько я знаю, отравление стрихнином вызывает судороги, но жертва остается в полном сознании до самой смерти. Смерть обычно наступает из-за удушья, когда затвердевают грудные мускулы. Норман наблюдал за их агонией. И его рассудок не смог перенести этого.
По мнению доктора Стейнера, изменения в его сознании произошли в тот момент, когда он писал предсмертную записку. Конечно, он заранее придумал текст такой записки; Норман прекрасно умел подделывать почерк матери. Даже придумал причину «самоубийства»: что-то насчет беременности и невозможности выйти за Консидайна, потому что у того уже была семья на Западном побережье, где он жил под другим именем. Стейнер говорит, что самый стиль записки должен был насторожить любого внимательного человека. Но никто ничего не заметил, никто не заметил, что произошло с самим Норманом, после того как он составил записку и вызвал шерифа.
Тогда все видели лишь одно: у парня истерика от шока и перенапряжения. Но вот чего никто не смог увидеть: пока Норман писал эту бумагу, он изменился. Теперь, когда все уже было сделано, он не мог пережить потерю матери. Он хотел, чтобы она вернулась. И вот, когда Норман Бейтс выводил буквы ее почерком, писал записку, адресованную Норману Бейтсу, он в буквальном смысле изменил самому себе. Он или какая-то его часть стала его матерью.
Доктор Стейнер говорит, что такие случаи вовсе не так уж редки, особенно если имеется изначально нестабильная личность наподобие Нормана. А горе, которое он испытал при виде мертвой матери, было чем-то вроде последней капли. Его скорбь была так безутешна, что никому и в голову не пришло сомневаться в достоверности истории с самоубийством. Так что и Консидайн, и мать Бейтса покоились на кладбище задолго до того, как Норман вышел из лечебницы.
— И он, как только вышел, сразу выкопал ее из могилы? — спросила Лайла.
— Да, очевидно, он сделал это самое большее через несколько месяцев после возвращения. Он давно увлекался изготовлением чучел и знал, что надо делать.
— Но я не понимаю. Если Бейтс думал, что он — его мать, как тогда…
— Все не так просто. По мнению Стейнера, Бейтс к тому времени не просто «раздвоился», у него было по меньшей мере три ипостаси. Во-первых, Норман — маленький мальчик, который жить не мог без любимой мамы и ненавидел каждого, кто становился между ними. Потом Норма — мать, которая должна была вечно жить рядом с Норманом. Третьего можно назвать нормальным — взрослый мужчина Норман Бейтс, которому приходилось вести жизнь обычного человека и скрывать от мира существование двух других личностей. Конечно, эти трое не были самостоятельными личностями, они переплетались, и каждая содержала в себе какие-то элементы другой. Доктор Стейнер назвал такую ситуацию «нечестивой троицей».
[30]
Но все же взрослый Норман достаточно надежно контролировал ситуацию, и Бейтс смог выйти из больницы. Он вернулся к себе и стал управлять мотелем. Вот когда он впервые ощутил напряжение, лишившее его покоя. Взрослого Бейтса в первую очередь угнетало сознание того, что матери больше нет и он виновен в ее смерти. Сохранять в неприкосновенности ее комнату было явно недостаточным. Он хотел точно так же сохранить и ее, навсегда сохранить ее тело: иллюзия того, что она живет вместе с ним, должна была заглушить чувство вины.
Так он принес ее обратно в дом, можно сказать, вытащил мать из могилы и вдохнул в нее новую жизнь. Ночью укладывал в кровать, днем одевал и выносил в гостиную. Естественно, Бейтс скрывал это от посторонних, и вполне успешно. Должно быть, Арбогаст тогда действительно увидел мумию, посаженную возле окна, но, по-моему, за все прошедшие годы он был единственным, кто что-то заметил.
— Тогда, значит, ужас скрывался не в доме, — прошептала Лайла. — Этот ужас был у него в голове.
— Стейнер говорит, что все было примерно так, как у чревовещателя, когда он говорит за свою куклу. Мать и маленький Норман, очевидно, подолгу беседовали друг с другом. А взрослый Норман, скорее всего, пытался рационально объяснить возникшую ситуацию. Он был способен притворяться нормальным человеком. Кто знает, какими знаниями он обладал? Бейтс увлекался оккультизмом и метафизикой. Вероятно, он верил в спиритизм так же крепко, как и в сберегающие возможности таксидермии. Кроме всего прочего, он не мог отвергнуть или попытаться уничтожить другие части своего «я»: тогда он уничтожил бы самого себя. Он одновременно жил тремя различными жизнями.
— Ему удавалось сохранять равновесие и скрывать свою тайну от окружающих; все шло хорошо, пока не…
Сэм умолк, не зная, как сказать это, но Лайла продолжила за него.
— …пока не появилась Мэри. Что-то произошло, и он убил ее.
— Его мать убила вашу сестру, — поправил Сэм. — Норма. Невозможно с точностью воссоздать, как все происходило, но доктор Стейнер уверен, что каждый раз, когда возникали трудности, доминирующей личностью становилась Норма. Бейтс начинал пить, затем терял сознание, и в это мгновение на первый план выходила она. Естественно, когда он был в таком состоянии, он надевал ее платье и прятал мумию, потому что был убежден, что настоящая убийца — она. Значит, надо было обеспечить ее безопасность.
— Так, значит, Стейнер убежден, что Бейтс не отвечает за свои поступки, что он — сумасшедший?
