П.Е. Дыбенко, служивший баталером (а не матросом, как писали в советской истории) в Петрограде, со слов матросов, передавал, что будто бы командир бригады, бывший командир броненосца "Император Павел I", стоя на коленях, просил отпустить его и обещал раздать все из буфета и выдавать на обед двойную порцию" и "попросил вывести его на верхнюю палубу посмотреть, что твориться на белом свете. Увидев везде красные огни, перекрестился и со слезами на глазах сказал: "Так и нужно".
На баке во время отдыха. 1916 г.
Мятеж на "Павле I" начался убийством штурманского офицера лейтенанта Владимира Карловича Ланге (1885–1917). Заранее подготовленные боевики подняли его на штыки как состоявшего будто бы агентом охранного отделения. Г.К. Граф в своей книге опровергает это обвинение и рисует картину событий следующей (уточнены лишь написания фамилий и приведены даты жизни офицеров): "На шум, поднятый во время убийства, немедленно пошел старший офицер старший лейтенант Василий Александрович Яновский (1885–1917), предварительно поручив мичману Мечеславу Рафаиловичу Шиманскому (1892–1917) передать распоряжение офицерам идти в свои роты. Передав это приказание, мичман Шиманский и несколько других офицеров быстро направились по коридорам к ротам. В коридоре им навстречу шла группа матросов. "Мичман Шиманский ее как-то случайно проскочил, а следующий лейтенант Николай Николаевич Совинский (1893–1917) был остановлен. Матросы просили Совинского не ходить далее, так как его убьют. Лейтенант Совинский был совершенно безоружен и на эти предупреждения только поднял руки кверху и сказал: "что ж убейте"… И в тот же момент действительно был убит ударом кувалды по затылку. Его убил подкравшийся сзади кочегар Руденок, из крестьян Полтавской губернии.
Когда предупреждавшие Совинского матросы хотели его перенести в лазарет, убийца еще несколько раз ударил его по голове кувалдой. Той же кувалдой кочегар Руденок убил и проскочившего в толпу мичмана Шиман-ского. Он же убил и мичмана Александра Георгиевича Вулича. Старший офицер, пытавшийся на верхней палубе образумить команду, был ею схвачен, избит чем попало, за ноги дотащен до борта и выброшен на лед". Не получая помощи, он умер на льду такой же мучительной смертью, какой уже к вечеру 4 марта, пережив приготовление к расстрелу, должен был умереть старший офицер крейсера "Диана" капитан 2 ранга Б.Н. Рыбкин (1882–1917). Тяжело раненого при конвоировании на льду, его добивали ударами прикладов.
Тогда же, как свидетельствуют документы РГА ВМФ (ф. 417, оп. 4, д. 2182, л. 51–54) был ранен чем-то особенно не угодивший мятежникам электрик кондуктор Огневский. "Революционеры, как еще в 1912 г. учил их с артиллерийским крюком матрос Стребков и к тому же готовили подпольщики 1916 г., сполна посчитались с "угнетателями". О каких-либо попытках самозащиты с их стороны Г. Граф не упоминает. Уроки войны и мятежей ничему не научили офицеров. Напрочь деморализованные своей аполитичностью, верноподданным идиотизмом (С.Н. Тимирев, даже выброшенный из России, продолжал веровать в императора — "чудного, доброго кристальной души человека", с. 22). Оказававшиеся неготовыми даже к мобилизации кондукторов и сверхсрочников (только спустя год они в частях белого движения осознали свое право на самооборону) офицеры перед лицом матросских масс оказались в жалкой роли загнанных зайцев.
3 марта 1917 г. им пришлось кровью расплачиваться за неспособность и нежелание царизма со времени пугачевщины осуществить те реформы, включая и благие начинания императора Павла, которые могли бы привести Россию к гражданскому успокоению и поставить ее в ряд с цивилизованными и просвещенными странами Европы. Выплеснувшиеся во всю ширь темные инстинкты российского бунта, "бессмысленного и беспощадного" не позволили матросам осознать, что в своем неприятии режима Николая II и стремлении к благу отечества многие офицеры были к ним ближе, чем звавшие к мятежу последователи матроса Стребкова.
Но и офицеры не сделали никаких шагов, чтобы понять душу матросов, и потому получили расправу, подобную тем, что в 1773–1775 гг. устроил в Поволжье Емельян Пугачев. Считается, что в те дни погибло до 100 офицеров. И жертвы эти лишь начинали огромный мартиролог русской революции. Множество леденящих душу подробностей расправ над офицерами в Гельсингфорсе и Кронштадте приводит Г. Граф в своей книге, но никто из организаторов и исполнителей этих изощренных расправ ни разу в советских изданиях не упоминался. Молчит о них и сборник документов "Балтийские моряки в подготовке и проведении Великой Октябрьской социалистической революции" (М.-Л., 1957).
Еще сутки "Павел 1" и взятые под арест уцелевшие офицеры оставались во власти мятежников. Они успели сформировать целых три комитета и даже некую "Объединенную флотскую демократическую организацию". От ее имени утром 4 марта вышла в эфир радиограмма, в которой в ответ на призывы командующего флотом к восстановлению порядка говорилось: "Товарищи матросы! Не верьте тирану. Вспомните приказ об отдании чести. Нет, от вампиров старого строя мы не получим свободы… Смерть тирану и никакой веры!" Сигнал был услышан: в воротах порта, адмирал шедший в город, был убит выстрелом в спину. Чудом избежал смерти шедший с ним и едва не растерзанный толпой флаг-офицер мичман Тирбах.
Но в истории не нашлось места документам, исходящим от офицеров или командиров кораблей. Единственное исключение — выдержки из дневника служившего в 1908–1910 гг. на "Павле I" барона Н.А. Типольта, которого события марта 1917 г. застали в должности командира эсминца "Пограничник". Но его история осталась в сборнике недосказанной. Составители сумели умолчать о том, что этот, наделенный высокими талантами истинный интеллигент, вчерашний офицер штаба командующего флотом, принявший корабль в командование из рук получившего повышение A.M. Щастиого (1881–1918), был вскоре изгнан с корабля самым позорным образом. Агитаторы умели внушить команде подозрение в пособничестве командира немецким шпионам, и команда дружно проголосовала за "недоверие" командиру, успевшего лишь однажды для первого по весне испытания выйти на корабле в море. С ним вместе (возможно, в придачу еще и за немецкую баронскую приставку к фамилии "фон", был изгнан и доселе считавшийся лучшим командиром дивизиона капитан 2 ранга П.В. Гельмерсен (1880–1953). И начальник минной дивизии был бессилен помешать овладевшему командами психозу самоуправства.
Офицеров в те дни десятками, если не сотнями списывали по любому нелепому обвинению. "Изгоняли как прислугу", — говорили офицеры. Тогда же за дерзостные попытки поддерживать дисциплину с "Новика" был списан сын прославленного адмирала, артиллерист корабля лейтенант B.C. Макаров (1892–1964, Нью-Йорк). Захватившие флот силы спешили его обезглавить. Позорный командующий вице-адмирал А.С. Максимов (1866–1951) никаких попыток спасти офицеров по существу не предпринимал. А впереди были июльские, августовские, октябрьские и последующие дни, когда бесправие и произвол сделались нормой.