Если так, в грязи должны были остаться следы колес. Он принялся осматривать почву, но увидел лишь мутную лужу. Ну разумеется, дождь смыл все следы. Но это не имело значения — ничто не имело значения, кроме истины. Доверяй своей интуиции. Все-таки был некто третий.
А если был третий, тогда могло случиться что угодно. Голосовавшего, вероятно, заманили на то место, где собирались уничтожить фургон, ударили по голове и подожгли, предварительно сняв с жертвы одежду. А Норман тем временем…
Клейборн подобрал картонку и отнес в машину. Аккуратно положив ее на заднее сиденье, он завел мотор и вновь задумался.
Затем он развернул автомобиль. Фейрвейл находился в противоположном направлении, за развилкой шоссе. Туда и направился Норман, оставив фургон догорать. Человек, способный в состоянии одержимости убить ни в чем не повинных незнакомцев, определенно не остановится перед убийством известных ему врагов.
Сэм Лумис и его жена Лайла жили в Фейрвейле.
Впереди показалась развилка. Несколько мгновений Клейборн колебался — может, стоит свернуть и предупредить Бэннинга? Но это означало разговоры, опять разговоры, а он уже знал, какова будет реакция, если он расскажет о своих подозрениях.
О'кей, но где у вас доказательства? Все, что у вас есть, — это картонка, которую вы нашли в канаве. И на этом основании вы хотите меня убедить, что Норман убил человека, которого подобрал на дороге, и оставил его тело в фургоне? Но даже если это и так, откуда вам знать, что он поедет к Лумисам? Может, вы и хороший психиатр, но это не значит, что вы способны читать чужие мысли. Послушайте, доктор, вы устали. Почему бы вам не вернуться в больницу и не отдохнуть немного, оставив полицейскую работу нам?
Голос Бэннинга. Голос высокомерия.
Клейборн покачал головой. Он и вправду был совсем без сил, это так. И чужие мысли он читать не умел. Как он мог убедить Бэннинга в том, что знает, точно знает, о чем думает Норман?
Никак. Да и времени не было.
Машина миновала развилку. Клейборн сильнее надавил на педаль газа, внезапно ощутив решимость.
Не снижая скорости, он прочитал на дорожном указателе: Фейрвейл 12 миль.
Машина помчалась вперед.
Теперь это ощущение было сильнее, чем когда-либо, — ощущение, что движешься во сне к опасному месту назначения.
Но это был не сон.
И времени не было.
9
Норман шел по улице. На ней не было ни души.
Гроза всех разогнала; гроза, а еще воскресный вечер. В каждом небольшом городишке есть своя Мэйн-стрит, и, когда наступает воскресный вечер, он пустеет. Магазины закрыты, парковки пусты, а если кто-то и появляется, то сразу скрывается в доме, за задернутыми шторами.
Вот где нужно искать Сэма и Лайлу — они прячутся в одном из домов. Сэм, хозяин скобяной лавки, и Лайла, его жена. Она — сестра Мэри Крейн. Это она приехала сюда на поиски Мэри, когда та исчезла. И отправилась к Сэму, зная, что он и ее сестра — любовники.
Никто так и не узнал бы о том, что случилось, если бы они не вмешались. Мэри Крейн и детектив, который пытался найти ее, были мертвы, да и Сэму с Лайлой тоже было предназначено отправиться в могилу. Вместо этого они явились в мотель и нашли там Нормана, и погребенным оказался он — погребенным заживо в психушке в течение всех этих лет.
То, что его заперли, было худшим наказанием, чем смерть, наказанием за преступления, которых он никогда не совершал. Это Мама совершила их, забрав его сознание и его тело и использовав их для убийства. Он был невиновен — это все признали. Будь он виновен, его бы судили.
Но суда не было — только долгие годы наказания, — а Сэм с Лайлой остались на свободе. А потом они поженились и жили долго и счастливо.
До сего дня.
Сегодня все кончится. И не потому, что он безумен; он снова в здравом уме, и он, а не Мама явится мстителем. Спасибо Господу за это.
Нет, не Господу. Спасибо доктору Клейборну. Это он был Спасителем, избавившим Нормана от безумия. Если бы не доктор Клейборн, Норман не оказался бы здесь.
А может, ему и не следует здесь быть, потому что доктор Клейборн не одобрил бы этого. Столько лет вместе, столько разговоров по душам, чтобы помочь Норману вновь обрести себя, избавиться от Мамы, избавиться от страха и ненависти. Замечательный человек, столько доброты и заботы, столько сочувствия. Сложись все иначе, возможно, Норман и сам стал бы врачом.
Но иначе не сложилось. Да и не могло сложиться, пока не восторжествовала справедливость. Справедливость, а не месть. Доктор Клейборн обязательно должен это понять.
Не может быть никакой справедливости, пока Сэм и Лайла живы. Это они заклеймили и приговорили его своими показаниями — но кто они такие, чтобы вершить правосудие? Лайла, отдающая свое теплое тело, чтобы утолить похоть любовника своей мертвой сестры. И Сэм, поддерживающий свою жизнь кровью невинных созданий, торгующий огнестрельным оружием и ножами в своей лавке — охотничьими ружьями, убивающими беззащитных животных, и ножами, чтобы снимать с них шкуры. Вот кто убийца, мясник, торговец смертью. Почему этого никто не видит?
Доктор Клейборн никогда этого не поймет, а Норман понял. Тот, кто живет с мечом, должен от меча и погибнуть. Сегодня же.
Но Мэйн-стрит была пуста, а дома по обеим ее сторонам погружены во тьму. Сэм и Лайла прятались от него, прятались в тени, за окнами. Где… в каком доме? Не станет же он стучать во все двери. Как их найти?
Норман остановился на углу и нахмурился. Здесь, под фонарем, его никто не видит, но невозможно оставаться незамеченным бесконечно. Он в бегах, его будут искать. Если он намерен действовать, надо делать это сейчас. Времени нет…
И тут он заметил телефонную будку возле погруженной во тьму заправки. Ну конечно, вот и ответ. Загляни в телефонную книгу.
Он прошел мимо колонок и вошел в стеклянную будку. А войдя, уставился на болтавшуюся ржавую цепочку.
Телефонной книги не было. Надо позвонить диспетчеру и узнать адрес.
Норман потянулся было к трубке, но потом отдернул руку. Он не может звонить. Здесь адресов не спрашивают, и даже если диспетчер и даст его, она это запомнит. В подобных местах все проявляют любопытство к чужакам. Едва он повесит трубку, она, скорее всего, тут же перезвонит Сэму и Лайле и скажет, что их кто-то разыскивает. И все пойдет прахом.
Прахом. Он пока еще не превратился в прах, да этого и не случится, если он будет осторожен. Но надо действовать быстро. Времени нет…
Норман покинул будку, углубился в темноту, перешел на углу на другую сторону улицы и миновал закусочную. Ее окна были темны, как и положено в воскресный вечер. Все окна на улице были погружены во тьму, все, кроме одного.
Одна витрина была освещена. Только подойдя поближе, Норман смог прочитать вывеску на противоположной стороне улицы.
