— Когда пожелаете. Я весь день буду у себя.
— В девять часов?
— Лучше в девять тридцать. На въезде для вас будет оставлен пропуск.
— Отлично, — сказал Клейборн. — Значит, в девять тридцать.
— Погодите, — быстро произнес Дрисколл. — Этот ваш босс, доктор Стейнер… Я вчера ему звонил, и он так ничего и не сказал мне. Что там на самом деле произошло с Норманом Бейтсом?
— Именно об этом я и хотел с вами поговорить, — ответил Клейборн, заканчивая разговор. — До завтра.
Он положил трубку, не дождавшись ответа Дрисколла. Дешевый прием, но эффективный. Во всяком случае, он на это надеялся. Приятно было узнать, что продюсер обеспокоен. До сих пор всем, кажется, было наплевать.
В комнату проникли сумерки, а кондиционер меж тем продолжал скулить, слабо протестуя. Клейборн задумался, стоит ли включать лампу возле кровати. Единственное, чего ему хотелось, это растянуться и поспать подольше. Сейчас здесь было семь часов — значит, дома девять. А он обещал позвонить Стейнеру, когда доберется.
Он вновь поднял трубку и набрал частный номер. В ответ послышались глухие гудки. По ком звонит колокол. Когда прозвучал десятый гудок, Клейборн положил трубку. Потом, сделав над собой усилие, он опять взял трубку, на этот раз попытавшись соединиться с больницей. Ответила Клара.
Стейнера нет, сказала она. Деловая встреча и ужин в фейрвейлском клубе «Ротари»,
[49]
кажется.
Опять встречи, и непременно деловые. Да, Ник? А ведь колокол звонит по тебе.
[50]
С трудом сдерживаясь, Клейборн оставил Кларе адрес мотеля и номер телефона, сказав, что позвонит Стейнеру завтра. Не было смысла спрашивать, что у них там происходит; она-то уж точно ничего не знала. И скорее всего, ничего и не произошло, раз Стейнер не нашел себе лучшего занятия, чем жевать резиновую курицу в обществе ротарианцев.
Клейборн положил трубку, и его раздражение исчезло вместе с последними лучами заката. С минуту он размышлял, не сходить ли ему поесть, потом отказался от этой мысли. Пусть Стейнер гоняет баночный зеленый горошек по тарелке. Что до Клейборна, ему сейчас важнее отдохнуть.
Он сбросил ботинки и повесил одежду в узкий шкаф. Потом открыл сумку, вынул все из нее, разложил одежду по ящикам, повесил второй костюм на вешалку, отнес в ванную бритву и туалетные принадлежности. Если коммивояжерам приходится каждый вечер заниматься этой канителью, то неудивительно, что они напиваются и приглашают проституток.
Он сходил в туалет, подумал, не принять ли душ, но решил, что это подождет до утра. Надев пижаму, вернулся в спальню и опустил жалюзи, потом лег и натянул на себя одеяло.
И тут увидел дипломат на комоде и вспомнил о его содержимом. До сценария «Безумной леди» он во время полета так и не добрался. Можно было бы почитать его сейчас, но зачем? Он ведь собирался встретиться с Дрисколлом не для того, чтобы обсудить сценарий.
Клейборн заглушил кондиционер, опустился на кровать и выключил лампу на столике. Завтрашняя встреча. Как ему лучше вести себя с Марти Дрисколлом? С чего следует начать?
С чего начать. Вот что главное. Начинать надо уверенно, чтобы сразу установить отношения «врач — пациент». Он — доктор Клейборн, авторитетная персона. Не должно быть никаких звучных латинских и греческих терминов; терапевтическая метода должна свестись к тому, чтобы дать выговориться пациенту. Проверить, какая у него реакция. Посмотреть, как он будет раскрываться.
Пусть Дрисколл до хрипоты спорит сам с собой о потенциальной зрелищности картины, о деньгах, которые она принесет. Нужно слушать его, как слушают человека, который стоит на подоконнике высотного здания, готовясь прыгнуть вниз.
Только после этого следует объяснить ему его положение. Разумеется, картина будет зрелищной и привлечет к себе внимание — как и прыжок из окна высотного дома. И наверное, она принесет много денег. Впрочем, если прыгун из окна застрахован, его поступок тоже принесет много денег. Беда только в том, что его самого уже не будет в живых и он не сможет распорядиться ими в свое удовольствие.
Поэтому, прежде чем прыгать, загляни в темноту внизу, и увидишь то, что вижу я. Нормана Бейтса, который ждет тебя там. Попомни мои слова, он ждет не дождется, когда ты прыгнешь. Готов поставить на это свою жизнь. И поэтому предупреждаю тебя, чтобы ты не ставил свою…
Готов поставить жизнь.
Последняя фраза отозвалась эхом. Он все еще думал о Нормане как о друге, но что думал на этот счет Норман? Он мог воспринимать Клейборна как своего врага.
И возможно, это до известной степени было правдой. В своем сне он явился сюда, чтобы наказать самого себя. Но в действительности он, быть может, явился, чтобы наказать Нормана за побег, который расстроил его планы.
Книга — вот в чем дело. Книга была ключом ко всей этой истории. Он надеялся написать отчет, отчет о пяти годах успешной терапии. Многие создают себе репутацию и за гораздо меньший срок.
К черту репутацию! Сейчас это не важно. Важно то, что произошло с теми невинными людьми в Фейрвейле и с теми, кто пока был жив.
Клейборн нахмурился, глядя в темноту. Пора было уже перестать беспокоиться о себе, перестать думать о том, друг ему Норман, пациент или враг. Самое главное сейчас — это страдания родственников жертв. Этим людям требовалась забота, они нуждались в помощи. И его обязанность — оказать им эту помощь. И не потому, что он психиатр, — и это к черту! — а потому, что он порядочный человек, который способен думать о других.
Он был не в силах изменить прошлое, но он, по крайней мере, мог попытаться облегчить их боль и страдания в будущем, уберечь этих людей от новых переживаний, освободить от страха перед грядущей опасностью. Вот почему он должен был остановить эту картину, найти Нормана и вернуть его обратно, даже если его собственная жизнь подвергнется при этом опасности…
