— Мне показалось, что ее роль слишком уж проста, однобока…
— Ладно, пусть так. — Эймс пожал плечами. — Если хотите знать, я специально написал ее так. Джан пока не готова к чему-то серьезному, хотя сама она так не думает, а я не хочу, чтобы она лезла из кожи вон. Играет она довольно хорошо, но стоит поближе ее узнать, и понимаешь, что она способна на большее.
— Надеюсь, — сказал Клейборн. — Кстати, я только что столкнулся с ней на парковке. Она пригласила меня сегодня поужинать.
Эймс ничего на это не ответил, за него говорили резко поджатые губы.
И тут зазвучал внутренний голос Клейборна. «Зачем ты сказал ему это? Очевидно, что он привязан к этой девушке. Тебе был нужен союзник, а теперь ты заполучил ревнивого соперника».
Он быстро улыбнулся, стремясь сгладить неловкость, вызванную его заявлением.
— Но важно не это. Мы должны… как здесь говорят?.. вылизать сценарий. Если вы готовы изменить некоторые строки, на которые я указал…
— Указали? — Враждебность Эймса сделалась явной. — Все эти разговоры насчет замены, скрытого смысла, реактивных образований…
[61]
все это звучит как медицинское заключение!
— Простите. Я лишь хотел…
— Не надо чертить диаграммы. Вы ведь всего-навсего врач, не так ли? — Эймс покачал головой. — Психиатры, как и экономисты, метеорологи, сейсмологи, — это просто люди, которые разгадывают загадки с помощью тех или иных приспособлений. Когда-нибудь все, что вам недоступно, смогут делать компьютеры.
— Меня это устраивает. — Клейборн был невозмутим. — Но сейчас это нам не поможет. Я хотел бы остановиться на том, какую роль вы определили Джан. Главное — смягчить жестокость.
— Невозможно. Я же сказал вам: Виццини хочет, чтобы она была.
Клейборн пожал плечами.
— Тогда надо переменить акценты.
— Что это значит?
— Основная проблема с подобными фильмами заключается не в самой жестокости, а в отношении к ней. Сегодня главная опасность состоит в том, что антиобщественное поведение стало способом решения любых вопросов. Герои, антигерои, злодеи — все добиваются успеха, взяв закон в свои руки. Мы можем воспринимать поведение Нормана таким, как оно есть, не затупляя его нож и не стирая с него кровь. Но не надо оправдывать его.
Теперь Эймс слушал его, и Клейборн быстро продолжил:
— Давайте хоть раз скажем правду. Признаем, что убийство ничего не решает, в нем нет ничего героического, и Норман Бейтс — не тот человек, которому следует завидовать или подражать. Если об этом не забывать, то не так уж и много придется переписывать. Всего-то и нужно слегка изменить акценты, изобразив его одержимым, страдающим человеком, чьи неадекватные поступки приносят ему страдание, а не удовлетворение.
— И это все, что вы можете посоветовать? — Эймс сделал недовольную мину. — Перевести часы на пятьдесят лет назад и сказать зрителям: «Преступление не окупается»?
— Может, пришло время именно так и поступить. Пятьдесят лет назад, было намного меньше убийств, а если они и совершались, то в основном профессиональными преступниками. Теперь пришло время любителей: все, от начинающего террориста до уличного мальчишки, готовы пролить чужую кровь ради того, чтобы повысить свой статус. Потому что наши фильмы, телевидение, книги и пьесы говорят им, что насилие приносит прибыль.
— Вы когда-нибудь слышали о «поколении Я»? Вот что сегодня продается.
— Не только это. Черт побери, я не набожный человек, но знаю, что Библия по-прежнему возглавляет списки бестселлеров. И она громко и четко возвещает: «Возмездие за грех — смерть».
[62]
Эймс внимательно смотрел на него. Теперь это не был взгляд ревнивого поклонника — он выражал присущее каждому писателю желание защитить свою первую любовь — работу, которую он только что завершил.
— Понимаю. На самом деле вы говорите то же, что говорил старина Сесиль Блаунт Де Милль,
[63]
завидев цензоров. Демонстрируйте оргии, но позаботьтесь и о том, чтобы показать последствия. И вы правы насчет изменений. Нужно доработать те сцены, в которых показаны реакции Нормана. Меньше злорадства, больше печали. — Он помолчал. — Скажите откровенно: он на самом деле все это перенес?
Клейборн задумчиво кивнул.
— В своей практике я не встречал более несчастного человека.
Рой Эймс вздохнул и снова взял сценарий.
— Хорошо, я еще поработаю. Если не возникнет каких-либо проблем, завтра закончу.
— Будут проблемы — звоните. — Клейборн направился к двери. — Не стану вам мешать.
Он покинул офис и двинулся в сторону холла. Впервые после вчерашнего вечера он ощутил, как в нем возрождается надежда. По крайней мере часть его миссии была выполнена. Сценарий будет улучшен, и ему удалось сохранить доверие Роя Эймса.
Но не Нормана.
Вот это проблема. Если бы можно было поговорить с ним, успокоить, объяснить, что сценарий будет изменен, убедить, что ему нечего бояться и нечем возмущаться, возможно — но не более того, — это и сработало бы раньше, чем что-то произойдет.
Но для этого нужно было найти его первым.
Вот только где?
Иголки прячутся в стогах сена. Искать их — значит напрасно терять время. Самый простой способ — вытащить иголку при помощи магнита.
Клейборн вышел на студийную улицу, и тут его осенило.
Магнит находился прямо перед ним. Сама студия была магнитом, который должен притянуть Нормана.
Не нужно даже пытаться выслеживать его, частным порядком или официально. Норман сам придет на студию. Если он до сих пор не предпринял никаких действий, то, возможно, лишь потому, что только что приехал. Но он уже здесь и, когда припаркует свою машину…
Клейборн посмотрел в сторону главных ворот. Возле них стоял охранник, подсказывавший водителям подъезжавших машин, где им парковаться. Были, конечно, и другие ворота, он уже видел их и знал, что охраняются они так же.
