“К счастью, стояли всего два дня: погрузились углем и пошли в Суэц. ”
XXXIX. Средиземное море. “Дмитрий Донской”. 26 марта 1902 г.
Все никак не мог собраться написать Вам подробнее, пришлось выбрать время на переходе из Алжира в Кадикс. Нашему “Донскому” сильно не везет: за это плавание у нас уже три офицера списано по болезни, тропики так дали себя знать очень изнурительной формой дизентерии. Нас и раньше было в обрез, а с уходом больных, да и во время их болезни, служить пришлось всего шести офицерам, считая тут ревизора и старших специалистов Благодаря этому, почти не было времени ездить на берег, да еще в таких интересных портах, как Неаполь и Алжир.
Мне все-таки удалось вырвать день свободы и съездить на Везувий. Поехали мы втроем по железной дороге. К сожалению, был четверг, когда вход в Помпею бесплатный, официальные гиды не работают, и все лучшие здания, где есть хоть немного мозаики или статуи, закрыты. Пришлось осмотреть пустые улицы, и то на скоро, т.к. мы торопились на Везувий. В гостинице мы за 13 франков с каждого получили билет на всю поездку, т.е. экипаж до полугоры, оттуда верховых лошадей, до станции канатной железной дороги, так называемой фуникулярной, и билет на эту дорогу.
Путешествие вышло очень занятное. Экипаж оказался удивительным произведением искусства: весь перевязанный по всем суставам бечевками, запряжена в него мизерная лошадка, которая проявила, впрочем, совершенно неожиданную прыть и мчала нас со скоростью, по меньшей мере, автомобиля, приблизительно версты за три от Помпеи до городка на склоне Везувия. Дальше нужно было ехать верхом. Пока нам привели трех ужаснейших кляч, мы должны были переждать в кабачке, где подверглись нападению целой толпы оборванцев, старавшихся насильно нам оказать разные услуги и клянчивших деньги. Они меня так извели, что я чуть не обломал об них палку.
Вообще, обирание путешественников здесь прямо невероятное. Эти нахальные попрошайки хоть кого выведут из себя. На своих удивительных росинанках нам пришлось подниматься еще верст восемь винтом по скату Везувия. Дорога шла сначала виноградниками, а потом совершенно бесплодной местностью с потоками застывших шлаков и лавы. Превратившийся в какое-то подобие тропинки путь был чрезвычайно утомительный. По железной дороге поднялись мы почти отвесно еще на 900 метров и оказались у самого подножия кратера: тут пришлось заплатить еще всевозможным типам за доставку нас к самому устью кратера, что составляет самую трудную часть пути, хотя и продолжается всего минут 15. Кратер Везувия находится на вершине конической кучи золы и шлаков, в которых нога вязнет по щиколотку.
Подъем очень утомительный, хотя вас тянет сперва и подталкивает сзади коллекция грабителей. Зато в конце концов мы были вполне вознаграждены, когда достигли вершины: не говоря уже про дивный вид на весь Неаполитанский залив. Сам кратер, действительно, штука замечательная по своей грандиозности. Последнее время Везувий усиленно дышит, так что мы сначала увидели край жерла, из которого валили клубы тяжелого белого дыма, с сильным запахом серы. Но когда налетевший порыв ветра разогнал дым, то мы увидели такую штуку, что просто становилось жутко. Для пущего эффекта в брюхе Везувия отчаянно журчало, и там точно черти стали громыхать железными листами. Потом мы спустись к молодому кратеру, но тот вовсе не интересен: просто дыры в склоне конуса, откуда идут настолько горячие серные пары, что вплотную к нему подойти нельзя. Обратно нам пришлось совершить тот же путь с тою разницей, что на поезд мы сели в Торре-Анунции, а не в Помпее. В Неаполь мы прибыли около десяти часов вечера, страшно усталые, но вполне довольные.
“27 марта с нами произошел неожиданный сюрприз: шли в Кадикс, а попали в Танжер."
Неаполь мне страшно понравился. Из всех посещенных до сих пор городов это, безусловно, лучший, хотя вид на него с моря ничего особенного не представляет. Неприятно только в нем огромное количество попрошаек, пристающих на каждом шагу. Классические лаццарони, по-моему, много бы выиграли, если бы ходили в своих национальных костюмах, а не носили невозможные пиджаки, в которых они ничем не отличаются от кронштадтских и киевских босяков. Музыкальность свою неаполитанцы проявили над нами вовсю. Целый день и чуть не всю ночь у борта бродячие музыканты распевали нам со шлюпок свои знаменитые песенки. Надо отдать им справедливость, исполняли они недурно, но так прожужжали нам уши, что долго еще потом в голове звенели их мотивы.
27 марта с нами произошел неожиданный сюрприз: шли в Кадикс, а попали в Танжер, да еще не просто, а в виде демонстрации, совместно с отрядом французских крейсеров. От нас все это держали в полном секрете, и мы были очень удивлены, когда встретили в шестом часу утра французский отряд крейсеров “Pothuau” под контр-адмиральским флагом “Chanzu” и “Latouche Treville”, обменялись с ними сигналами и пошли вместе, а в 9 ч. утра стали на якорь под Танжером. Что сей сон значит, вы, вероятно, знаете из газет лучше нашего, т.к. мы хотя делаем политику, но какую – не знаем. Кажется, производят на кого-то давление или, в переводе на обыкновенный язык, показывают из- за угла кулак Англии. Днем мы все были приглашены на garden partu к нашему поверенному в делах при Мароккском дворе. По пути мельком осмотрели город, довольно живописный, с занятным народонаселением. Как всегда на официальных приемах, было не особенно весело, но что удивительно – это присутствие множества хорошеньких дам в очень хорошеньких туалетах. Для такой трущобы это прямо неожиданное явление. Вечером был бал у французского поверенного, но я предпочел сменить на вахте одного из наших штатных танцоров, ибо после Джибути и Алжира не питаю доверия к представителям французского правительства.
Завтра в 10 часов утра уходим в Кадикс, где и отправлю это письмо. Рейд здесь, между прочим, отвратительный, приходится стоять на якоре как в открытых морях. Стоянка в Алжире пришлась нам солона: ежедневно по наряду пришлось торчать на всевозможных приемах и балах, где веселого было очень мало. После Неаполя Алжир кажется неважным городом. Делать в нем нечего, кабачки – и то второго сорта. В Алжире впервые пришлось встретиться с большим количеством автомобилей. Ужасное безобразие: шипит и воняет до неприличия: я до сих пор не могу забыть небольшой трехколесный мотор, пролетевший мимо нас быстрее молнии. С адским грохотом он скрылся в очень узкой улице. Как он не разбился о первую попавшуюся стену, одному Богу известно.
Посылаю фототипию “Донского” на почтовой бумаге работы Гейзера в Алжире. Замечательна быстрота, с которой он работает: “Донской” был снят утром при входе в гавань, а вечером уже были присланы пробные оттиски. Пишу письмо уже третий день урывками. Вчера вечер у французского посланника вышел очень удачным; наши, возвратясь, рассказывали, что так мило нигде не принимали за все наше плавание. Оказывается, в Танжере, несмотря на его глухое местоположение, последнее время стало съезжаться много иностранцев, привлеченных его хорошим климатом.
