Глава 12
— Добро пожаловать, — сказал Люциус, распахивал дверь в
комнату. — Ты моя первая гостья.
— Что за черт?!
Люциус закрыл за нами дверь:
— Хорошая реакция. Очень женственно.
Я перевела дыхание:
— Что ты здесь сделал? — Мои глаза постепенно привыкали к сумраку,
и я различала все больше деталей. — Ничего себя...
Комната, прежде обставленная в деревенском стиле вещами с
барахолки, теперь напоминала... Так вот как выглядит родовое гнездо в Румынии!
Кровать застлана кроваво-красным бархатным покрывалом; поверх бежевого
ковролина на полу лежал изысканный персидский ковер, а стены казались имитацией
каменной кладки. Мой взгляд остановился на экспозиции антикварного оружия. Все
такое острое...
— А что произошло с маминой коллекцией поделок народных
умельцев?
— Она переехала.
По мрачно-удовлетворенному взгляду Люциуса я поняла, что
поделки исчезли навсегда.
— Мама с папой тебя убьют, когда вес это увидят.
— Вряд ли, — засмеялся Люциус — Кроме того, изменения носят
косметический характер. Все можно вернуть обратно. Но кто захочет избавиться от
такого великолепия? — Он жестом указал на комнату. — Джессика, тебе нравится?
— Весьма... интересно, — уклончиво сказала я. — Как у тебя
хватило времени? Никто не заметил признаков ремонта.
— Видишь ли, я — полуночник.
Мое изумление прошло, и вернулась злость.
— Кстати, о твоих ночных похождениях... Мне не понравились ни
книга, ни способ ее доставки.
Люциус пожал плечами:
— Ничего, она тебе еще пригодится.
— Конечно. Я поставлю ее на полку рядом с брошюрой «Как
стать мифическим существом: руководство для чайников»
Люциус расхохотался:
— Очень смешно. Не знал, что у тебя есть чувство юмора.
— Конечно же есть! И кстати говоря, я не храплю.
— Храпишь, еще как. И разговариваешь во сне.
Кровь застыла в моих жилах.
— Что?! Что ты слышал?!
— Ничего определенного. Сон тебе снился, похоже, приятный:
бормотала ты весьма восторженно.
— Не шастай возле моей спальни. Серьезно.
— Как скажешь. — Люциус убавил звук на проигрывателе с
виниловой пластинкой. Играла незнакомая музыка, скрипучая и визгливая, словно
кошачье мяуканье. Или как скрип крышки гроба в древнем склепе. — Тебе нравятся
хорватские песни? — спросил он, заметив мой интерес. — Они напоминают мне о
доме.
— Предпочитаю нормальную музыку.
— Ну да, вопли и грохот по Эм-ти-ви... передача юношеских
гормонов посредством телевещания. — Люциус указал на кресло, которое явно не
принадлежало моим родителям. Они никогда не покупали кожаной мебели. —
Пожалуйста, садись. Скажи, почему ты настояла на нашей встрече?
Я села — и словно утонула в мягчайшей перине.
— Люциус, отвяжись от меня и возвращайся к себе на родину.
— Мне весьма импонирует твоя манера говорить без обиняков.
Анта... Джессика.
— Я все обдумала. Помолвка расторгнута. Плевать, что
написано я свитке. Плевать, что думают старики...
— Старейшие.
— Хорошо, Старейшие. Тебе ничего не светит, так что не трать
зря времени. Ты, наверное, жаждешь вернуться в свой замок...
Люциус покачал головой:
— Джессика, нам нужно научиться сосуществовать — иного
выбора нет ни у меня, ни у тебя. Пора начать, как у вас тут говорят, «игру в
команде».
— Не выйдет!
Люциус слегка улыбнулся:
— Ты своенравна. — Его улыбка исчезла. — Однако теперь не
время показывать характер. — Он начал расхаживать по комнате, словно на уроке
миссис Вильхельм. — Невыполнение пакта не только приведет к политическому
кризису, но и обесчестит память о наших родителях, которые хотели нашего брака
в интересах мира.
Я удивленно воззрилась на Люциуса:
— А с твоими родителями что случилось?
— Их растерзала толпа при погроме. А ты как думала?
— Прости. Я не знала.
Люциус сел на кровать и наклонился вперед, сплетя пальцы:
— В отличие от тебя, Джессика, я вырос среди сородичей, и у
меня были достойные примеры для подражания.
— Так называемые Старейшие?
— Да. Меня отправили к родственникам. Если бы ты была с ними
знакома, ты бы отзывалась о них с должным почтением. Впрочем, вы обязательно
познакомитесь. — Люциус свел ладони вместе, пытаясь скрыть раздражение. — Они внушают
ужас.
Я нахмурилась:
— Понятно… Твое детство прошло среди внушающих ужас
Старейших. И что в этом хорошего?
— Я получил должное воспитание, — ответил Люциус. — Меня
научили дисциплине, привали понятие о чести. — Он потер челюсть. — Порой силой,
когда требовалось.
Я забыло о злости:
— Тебя что, били?
— Случалось. — Казалось, Люциус не видит в этом ничего
необычного. — Время от времени. Из меня растили воина, выковывали характер
правителя. Королей взращивают не на мамкиных коленях, объятиями и поцелуями.
Королей красят шрамы. На троне никто не станет вытирать тебе слезы. Лучше,
чтобы ребенок рос, не ожидая снисхождения.
— Но это... ужасно! — Я подумала о своих родителях, которые
не могли поднять руку на термитов, изъевших амбар, не говоря уже о том, чтобы
ударить ребенка.
Люциус отмахнулся от моего сочувствия:
— Я говорил о строгой дисциплине, привитой мне Старейшими,
не для того, чтобы вызвать жалость. Я рос своенравным, волевым ребенком. Я не
поддавался ни внушению, ни контролю, а меня надо было подготовить для власти. И
меня подготовили... — Он многозначительно посмотрел мне в глаза: — Я осознал
свое предназначение.
Так, круг замкнулся, мы вернулись к тому, с чего начали.
— Нет, это невозможно, — простонала я. — Не собираюсь я
вступать в вашу секту!
Люциус встал и вновь начал расхаживать по комнате,
приглаживая пальцами блестящие черные волосы.
— Ты меня не слушаешь.
— Это ты меня не слушаешь! — воскликнула я.
Люциус потер глаза:
— Черт побери, никаких нервов не хватает... Я говорил
Старейшим, что отдавать тебя в чуждую культуру было безумием. Ты никогда не
станешь подходящей невестой. Настоящей принцессой. Но оба клана настаивали на
том, что твоя жизнь представляет слишком большую ценность, что тебя нельзя
оставлять в Румынии...
