Я сунула кровоточащий палец в рот, чтобы унять боль, и
ощутила на губах соленый вкус. Затем обернулась, протянув ручку хозяину, — чем быстрее
я от нее избавлюсь, тем лучше.
— Вот. Спасибо.
Парень, умевший сгущать вокруг себя мрак, уставился на мои
пальцы, и я заметила, что на дорогущую ручку попала кровь.
— Ох, извини. — У меня не было бумажной салфетки, и я
вытерла ручку о джинсы.
Интересно, пятно отстирается?
Он не отрывал взгляда от моих пальцев — брезговал, наверное.
Нет, в черных глазах читалось вовсе не отвращение...
Он медленно облизнул нижнюю губу.
Что за чертовщина?
«Можно перейти в другую школу, как та девчонка, что
поцапалась с Фейт. Это выход. Еще не поздно...»
Схема рассадки вернулась к учительнице. Миссис Вильхельм
пробежала глазами список имен, потом с улыбкой посмотрела куда-то позади меня:
— Давайте познакомимся с нашим студентом по обмену,
Люциусом... — Она нахмурилась и посмотрела на листок: — Владеско. Я правильно
произнесла?
Любой на его месте ответил бы утвердительно. Да кому какое
дело до имен?
Но моему преследователю явно было не все равно.
— Нет, — ответил он. — Неправильно.
Я услышала звук шагов по линолеуму, и надо мной нависла
тень. Вновь странное ощущение — не то мурашки по коже, не то волосы дыбом...
Миссис Вильхельм встревожено рассматривала идущего к ней
высокого юношу в черном бархатном плаще. Она предостерегающе воздела палец,
собираясь отправить нарушителя спокойствия на место, но странный новичок прошел
мимо нее, взял маркер, с уверенным видом снял с него колпачок и летящим
почерком написал на доске: «Владеску».
— Меня зовут Люциус Владеску, — заявил он, указывая на
доску. — Вла-дес-ку. Ударение на второй слог.
Заложив руки за спину, Люциус начал расхаживать перед
доской, словно учитель. Он по очереди посмотрел в глаза каждому из нас, как
будто оценивая. Похоже, для него мы представляли жалкое зрелище.
— Имя Владеску очень уважаемо в Восточной Европе, —
лекторским тоном продолжат он. — Это благородное имя. — Он остановился и
посмотрел мне в глаза: — Королевское имя.
Что за чушь?
— Неужели вам оно ни о чем не говорит? — Люциус не обращался
ни к кому в отдельности, но его глаза не отрывались от моего лица.
Боже, да у него глаза, словно черные дыры...
Я вздрогнула и посмотрела на Минди, которая, по всей
видимости, слушала новичка с увлечением и не заметила моей реакции. Она сидела
словно завороженная. Все остальные тоже. Никто не шевелился, не перешептывался,
не черкал каракули.
Вопреки своей воле я вновь взглянула на юношу, привлекшего
всеобщее внимание на уроке литературы. На него было почти невозможно не
смотреть. Люциус Владеску выглядел слишком экзотично для Лебанона, штат
Пенсильвания, за то вполне тянул на роль модели со страниц «Космополитена»: стройный
и мускулистый, как атлет, длинные иссиня-черные волосы, высокие скулы, прямой
нос, волевая челюсть... А глаза...
Кстати, почему он с меня глаз не сводит?
— Может, расскажешь о себе еще что-нибудь? — спросила миссис
Вильхельм.
Люциус Владеску повернулся к ней и закрыл маркер колпачком:
— Нет, знаете ли.
Его ответ прозвучал не грубо, но и не почтительно. Он
говорил с миссис Вильхельм как равный.
— Нам всем интересно послушать о твоем происхождении, —
продолжила миссис Вильхельм. — Мне, например, очень интересно.
Люциус Владеску снова перевел взгляд на меня:
— Вы узнаете обо мне больше, когда придет время. — В его
голосе послышалось раздражение, и я не могла понять почему. Но я снова испугалась.
— Это я обещаю, — добавил он, пристально глядя мне в глаза. — Обещаю.
Его обещание прозвучало, как угроза.
Глава 4
— Ты заметила, как новенький смотрел на тебя на уроке
литературы?! — воскликнула Минди, когда мы встретились после уроков. — Такой
красавчик! Из королевской семьи! И похоже, на тебя запал...
Я стиснула ее запястье, пытаясь успокоить:
— Мин, погоди выбирать подарок на нашу свадьбу! Знаешь, этот
красавчик вообще-то меня пугает.
Скрестив руки на груди, подруга смерила меня недоверчивым
взглядом. Было видно, что Минди уже сделала для себя выводы о Люциусе Владеску,
и главными аргументами в его пользу стали широкие плечи и волевая челюсть.
— Чем это он тебя напугал? Мы же только что с ним
познакомились!
— На самом деле я видела его сегодня утром. Он стоял на
автобусной остановке и странно на меня смотрел.
— Всего-то?! — Минди закатила глаза. — Может, он ждал
автобуса.
— Хотя в автобус так и не сел?
— Значит, опоздал. — Она пожала плечами. — Глупо, конечно,
но на «пугающе» не тянет.
До Минди не дошло...
— Странно не только это, — продолжила я. — Мне показалось...
показалось, что он меня окликнул. Когда подъехал автобус.
Минди недоуменно на меня посмотрела.
— Он назвал мое прежнее имя, — пояснила я.
Моя лучшая подруга задержала дыхание:
— Ну да. Довольно странно.
— Этого имени никто не знает. Никто.
На самом деле даже с Минди я не откровенничала о прошлом.
Историю своего удочерения я хранила в строгом секрете. Мало ли что подумают люди,
если она выйдет на свет! У меня самой появляюсь странное чувство, стоило мне
задуматься о прошлом. Моя приемная мать, антрополог, изучала какой-то дурацкий
нетрадиционный культ в Центральной Румынии. Она ездила туда вместе с моим
приемным отцом, чтобы исследовать ритуалы, в надежде собрать информацию для
одной из своих потрясающих статей об уникальных субкультурах. Но что-то пошло
не так. Культ оказался слишком нетрадиционным, и румынские селяне решили с ним
покончить. Силой.
Собралась толпа, начался погром, и мои кровные родители
отдали меня приезжим американцам, умоляя забрать в Штаты, где я была бы в
безопасности.
Терпеть не могу эту историю. Терпеть не могу мысль о том,
что мои кровные родители были невежественными, суеверными людьми, которых
заманили в какую-то нелепую секту. Не хотелось даже думать, что за ритуалы они
практиковали. Я и так знала, что составляло предмет изучения моей матери:
жертвоприношения, поклонение деревьям, сбрасывание девственниц в жерло
вулканов... Может, мои кровные родители занимались какими-то видами сексуальных
практик... Может, поэтому их и убили.
Кто мог знать наверняка? Да и кто захотел бы знать?
