— Я словно сижу в коконе из сахарной ваты. — Он скорчил
гримасу. — Все розовое.
— Мой любимый цвет.
Люциус фыркнул:
— Розовый — всего лишь бедный родственник красного.
— Ты здесь не навсегда. Скоро вернешься в свой склеп с
ржавым оружием. — Я огляделась: — Не видел мой айпод?
— Этот? — Люциус нащупал среди простыней мой плеер.
— Дай сюда!
— Может, оставишь? Чтобы не скучать, я с интересом
ознакомлюсь с твоими музыкальными пристрастиями.
Приехали.
— Вот и купи себе такой же!
— Да, но в твой уже загружены альбомы «Блэк айд Пиз». —
Люциус явно надо мной издевался.
— Не придуривайся.
— Мне нравится. Честно. Как такое может не нравиться? — На
его лице появилась озорная улыбка.
Я выхватила айпод. Люциус расхохотался. Я тоже улыбнулась:
— Если бы ты не был в таком плачевном состоянии...
— Что? — Он ловко поймал меня за руку — с удивительной
скоростью для человека со сломанными ребрами. — Ты бы силой заставила меня
подчиниться? Размечталась!..
Ох, не надо о мечтах. В последнее время я действительно
размечталась. Люциус все чаще появлялся в моих снах. Мне снились свадьба,
темные пещеры, мерцание свечей...
Люциус отпустил меня и серьезно произнес:
— Джессика, прости, у меня временное помрачение рассудка от
всех этих болеутоляющих. Нет, не пойми превратно, я безмерно благодарен доктору
Жольдошу, он избавил меня от страданий, но...
— У тебя путаются мысли.
— Вот именно. Я совсем забыл поблагодарить тебя... — Он
выпрямился, сморщившись от боли в ребрах. — За то, что привязала Чертовку. За
то, что осталась со мной. Ты вела себя очень храбро.
Я пошевелилась, стараясь не задеть его ногу:
— Чертовку убили... Так жалко.
Люциус посмотрел в окно. Уголки его рта печально опустились.
— Ты сделала, что могла. Знаешь, иногда лучше уничтожить,
чем оставить в живых. Безопаснее.
— Ты же почти ее приручил, — неубедительно возразила я.
— Подчинение противоречило ее натуре. Понимаешь, мы
изначально верны себе, своим корням, своему воспитанию.
Мы умолкли. Интересно, о чем думал Люциус — о лошади... или
о себе?
— Поздравляю со вторым местом, — неожиданно произнес он.
— На стене, рядом с синими лентами, полученными за победу в
олимпиадах по математике, висела красная лента за конные соревнования. Синяя
лента, разумеется, украшала комнату Фейт Кросс. Я выступила хорошо, но этого
оказалось недостаточно. Странно, мне пожизненно запретили участвовать в
соревнованиях, — криво усмехнулся Люциус. — Специально новое правило придумали:
«Запрещено приводить диких животных на публичное мероприятие». Вот я и оказался
его первым нарушителем. Первопроходцем, так сказать. — Он за смеялся,
закашлялся и схватился за бок: — Ох!
— Больно?
— Да, я чуть было сам себя не убил... — он улыбнулся, — на
обломок ребра напоролся.
Я потеребила айпод:
— Люциус...
— Да, Джессика?
— Я была в гостиной, — призналась я, глядя в его черные
глаза. — Ну, когда тебя лечили.
— Я знаю.
— Откуда?
— Ты приходила ко мне. Брала за руку.
Я в смущении принялась рассматривать айпод.
— Так ты не слал?!
— Не отвлекайся... — Люциус забрал у меня плейер. — Конечно,
я знаю, что ты приходила. У меня чуткий сон. Особенно если учесть, что каждую
клеточку моего тела пронзала боль.
Я слабо улыбнулась:
— Прости, я не хотела тебя тревожить.
— Что ты! Напротив, я тронут. — Взгляд Люциуса смягчился,
высокомерие испарилось. — Ты плакала... Никто раньше не плакал при виде моих
страданий. Джессика, я никогда не забуду твою доброту.
— Я так разволновалась, что не могла сдержаться.
— Знаешь, когда я вернусь в Румынию, — с трудом начал
Люциус, — никто не прольет ни слезинки над страданиями Люциуса Владеску.
Поэтому в самых страшных муках я с благодарностью и нежностью буду вспоминать
твои слезы.
— Эту ночь я тоже не забуду, — призналась я, вытерев потные
ладони о колени. — Люциус... я видела, как ты пьешь кровь.
— Ах, кровь... — Мое признание его не особенно удивило. —
Надеюсь, это тебя не слишком расстроило. Для непривычного человека, наверное,
зрелище отвратительное. Ты к нему была не готова.
— Я упала в обморок.
Люциус печально улыбнулся и выглянул в окно:
— Даже лежа без сознания, я умудряюсь тебя расстроить. У
меня талант.
— Нет. Дело не только в виде кроши. Я... почувствовала ее
запах.
Люциус медленно повернулся, будто не веря своим ушам.
— Правда? — хитро прищурился он.
— Да.
— И на что это было похоже?
— Сильный запах. Всепоглощающий. Так вот какой «клубничный
сок» ты пьешь?
Люциус улыбнулся:
— Ну подумай, похож я на человека, который будет покупать
сок в палатке торгового центра? Вдобавок я уже выразил свою нелюбовь к розовому
цвету...
— Эх, как я сразу не догадалась! — Я сгорала от любопытства,
однако ужасно страшилась задать следующий вопрос. — Слушай, а где ты
достаешь... ну, это? — Перед глазами замелькали кадры из старых фильмов —
испуганные девушки в полупрозрачных ночнушках, клыки у шеи...
— Джессика, жестокие методы остались в прошлом. Появилась
возможность длительного хранения продукта, такого как вино, например, — ведь
для того, чтобы выпить шампанского, не нужно сначала давить виноград...
Осторожно, чтобы не задеть ребра, Люциус положил руки за
голову, откинулся на подушки и рассеянно уставился в потолок.
— Наш погреб в Румынии считается одним из лучших в мире. Там
хранятся коллекционные образцы начала восемнадцатого века. Стоит пожелать — и
слуги принесут напиток любой выдержки.
Я внутренне содрогнулась. Люциус впал в задумчивую
мечтательность.
— Конечно же когда двое вампиров объединяются перед лицом
вечности... Говорят, это чистейший источник, — зачарованно произнес он. —
Мужчина и женщина. Женщина и мужчина. Их кровь смешивается. Прочнее этой связи
не существует. — На губах Люциуса появилась улыбка. — Плотская любовь —
мимолетное удовольствие и, бесспорно, интимное действо. Не стоит недооценивать
его значимость — оно необходимо для продолжения рода, не говоря уже о других
очевидных достоинствах. Но делить друг с другом кровь, обнажить самое уязвимое
место, там, где под кожей прощупывается пульс... подчиниться своему партнеру и
довериться ему... По сравнению с этим секс кажется совсем незначительным. В нем
нет равенства — мужчина подчиняет женщину. Зато кровь... Кровь мужчина и
женщина делят как равные. — Люциус словно забыл о моем присутствии. Я слушала
как завороженная. — Ты, конечно, думаешь, что я брежу, что говорю о
невозможном, иррациональном. Ты права: существование вампиров иррационально. Мы
— это невозможное.
