— Джессика, — простонал он, обнимая меня и притягивая к
себе. — Давай не будем тратить время на разговоры. Просто наслаждайся
моментом...
Нет уж, теперь условия ставлю я! Не желаю оказаться в
дурацком положении. Не поддамся его чарам его опыту... только не в том случае,
если он хочет чего-то еще... чего-то, что я не могу ему дать.
Я дотронулась до шрама под челюстью Люциуса.
— Джессика...
— Ты и вправду этого хочешь? — прошептала я.
Он взял мою руку и провел жесткими губами по ладони;
— Чего, Джессика?
— Того, о чем ты говорил в классе?
— В классе? — недоуменно переспросил он.
— Ты хочешь горькой, жестокой, несчастной любви? Тебе на
самом деле нужно именно это?
Мои слова будто перерезали невидимую нить между нами.
Люциус, не выпуская моей руки, осторожно, но твердо оттолкнул меня и поднялся
на ноги.
— Люциус?
Он мрачно улыбнулся, будто между нами ничего не произошло.
— Время идет, а белье до сих пор не сложено, — саркастически
заметил он и вытащил из груды футболку. — Наследник рода Владеску под давлением
обстоятельств непреодолимой силы готов разобрать белье, однако гладить он не
будет никогда!
Я дотронулась до его руки и задала тревожащий меня вопрос,
хотя ответа знать не хотела:
— Что происходит между тобой и Фейт?
— Фейт? — переспросил Люциус, отказываясь смотреть мне в
глаза.
Я села на край кровати:
— Да. Фейт.
— Она меня интригует, — сознался он.
— Почему? Чем она тебе нравится?
Как будто бы я сама не знала! Люциус Владеску мог сколько
угодно рассуждать о красоте женских изгибов, о кудрях и о важности физического
присутствия в мире, но, в конце концов, он, как и любой другой мужчина — как
любой парень, — западал на худеньких блондинок с плоским животом, маленькой
грудью и тощей задницей, полускрытой дурацкой мини-юбкой.
— Джессика, — раздраженно начал Люциус, — несколько месяцев
я пытался выяснить, как ты можешь питать склонность к крестьянину, но так и не
получил удовлетворительного ответа. Наверное, такие вещи объяснению не
поддаются.
— Значит, тебе она нравится?
— Я высоко ее оцениваю, — заявил он прямо.
От его признания мне стало нехорошо, хотя ответ не оказался
для меня неожиданным.
Люциус вздохнул, сел рядом со мной на кровать и уставился в
стену.
— Что ты имеешь в виду? Почему ты говоришь так, будто пакт
уже не имеет значения? А как же война?
— Ты сама не веришь ни в пакт, ни в войну.
— Теперь верю.
Люциус проигнорировал мое признание, хотя совсем недавно
мечтал это услышать.
— Предстоящий рождественский вечер — социально значимое
событие, так? — с легкой улыбкой осведомился он. — Все ждут его с нетерпением.
Туда хотят пойти все девушки. Коротышка вырядится в свой лучший пиджак и
пригласит тебя...
— Что касается Джейка... — начала я и осеклась.
Что мне делать с Джейком? С тех самых пор, как я рассказала
Минди о своих сомнениях, я отдалилась от него. И, отвернувшись от Джейка на
уроке литературы, я знала, что поворачиваюсь спиной к отличному парню. К парню,
которому я и вправду нравлюсь. К парню, который не пьет кровь и не может
похвастаться загадочными шрамами. Но я приняла решение:
— Знаешь, я с Джейком не пойду. Мы вроде как... разошлись.
Люциус пожал Плечами и снова занялся бельем:
— Джессика, поступай так, как лучше для тебя.
— А ты, видимо, будешь делать так, как лучше для тебя, —
мрачно проговорила я.
— Это Америка, о чем мне неустанно напоминают на уроках
социологии, — заметил Люциус. — У всех есть выбор. — Он изобразил руками шкалу
измерения. — Пепси или кока-кола? Гамбургер или чизбургер? Старый приятель или
новый?
— Кстати, а как же Этан? — спросила я. — Они с Фейт уже
давно встречаются.
— Джессика, я только что сказал: у всех есть выбор. У Фейт
есть выбор. Этан не имеет на нее права — кольца у нее на пальце я не заметил.
Конечно, у Фейт был выбор — и она выбрала Люциуса. Я
заметила это и в спортзале, и на уроке литературы. Я заметила это во время
соревновании, когда она инстинктивно схватила меня за руку, наблюдая за
выступлением Люциуса. Я просто не хотела себе в этом признаться. Все
происходило у меня на глазах, но я предпочла оставаться слепой.
Люциус улыбнулся, и в его глазах мелькнула печаль.
— Джессика, тебе повезло. Ты не живешь в тисках традиций,
под тяжестью прошлого. Ты свободна. Ты свободна выбирать не только напиток, но
и судьбу. Довольно возбуждающее чувство, правда?
К сожалению, то, что я родилась с этими возможностями, не
делало их для меня такими волнующими, как для Люциуса. В тот момент мне
хотелось ощутить связь с прошлым. Внезапно я разозлилась на Люциуса:
— Если ты запал на Фейт, то... Что происходит между нами? —
Я показала на кожаное кресло, где мы только что сидели, обнявшись, и где Люциус
чуть было не поцеловал меня. — Что произошло в эгом кресле, когда ты держал
меня в объятиях? Что?
Люциус уронил футболку.
— Это, Джессика, — печально сказал он, — чуть не стало моей
ошибкой.
Ошибкой? Он и вправду сказал «ошибкой»?
Я гордо выпрямилась, собрав все свои силы, и хлестнула
Люциуса Владеску по щеке. Он покачнулся.
Когда я захлопнула дверь, он все еще потирал челюсть.
Глупый румынский кровосос! Ему повезло, что я не оставила
новый шрам на теле его величества. Если Люциус Владеску еще раз посмеет так
обращаться с Джессикой Пэквуд — с Антаназией Драгомир! — он получит все, что
ему причитается. Как в Национальном банке Румынии.
Глава 35
— Сосредоточься, Джесс. Сосредоточься, — сказала я себе.
Чем больше я пыталась собраться, тем хуже это мне удавалось
— я словно ловила в воздухе мыльные пузыри, наполненные бессмысленными цифрами
и математическими кодами. Плюсы, минусы и знаки корня хаотически перемешивались
в мыслях и тут же исчезали.
Каким-то чудом, несмотря на пропуск нескольких занятий, мне
удалось попасть на олимпиаду по математике в Лебаноне, где соревновались лучшие
ученики. Никаких ручек. Никаких записей. Только ведущая, которая зачитывает
вслух задачи, и десять конкурсантов, каждый из которых пытается ответить
первым.
Я очень хотела победить. Именно в этой области я могла
блеснуть. Здесь не нужно быть ни красивой, ни блондинкой, ни богатой, как Фейт.
