— Я наблюдал за ней, когда уводили Люциуса, — засмеялся
Василе. — Она воспитана среди людей и совсем не умеет скрывать своих чувств.
Отец схватил меня за руку:
— Мы уходим.
— Доброй ночи, — сказал Василе и отвесил мне легкий поклон.
Когда мы проходили мимо стола, за которым собрался клан
вампиров, я почувствовала, как мне в руку что-то сунули — быстро, словно
показали фокус. Мне хватило ума не вскрикнуть от неожиданности. Обернувшись, я
увидела вампира, потолще и пониже остальных, с более розоватой кожей. Прежде я
его не замечала. В глазах вампира играли искорки веселья. Наши взгляды
встретились, он прижал палец к губам, будто намекая что теперь у нас есть общий
секрет, и подмигнул мне. Я не стала подмигивать в ответ.
Сгорая от нетерпения, я добралась до своей спальни и
дрожащими руками развернула записку.
«Не пугайся, еще не все потеряно. Ты показалась мне хорошей
девочкой. Василе слишком авторитарен и полон чувства собственного величия.
Встретимся завтра в вашем чудесном парке, у реки, около десяти. Буду ждать в
беседке. Держи все в тайне.
Дорин».
Глава 43
Около полуночи ко мне в спальню пришла мама:
— В комнате Люциуса все еще темно.
— Ты тоже его из окна выглядываешь?
— Конечно.
— С ним все будет в порядке?
— Если честно, не знаю.
— Мам, они его били!
Мама отодвинула штору и села рядом со мной:
— Я, в общем-то, догадывалась...
— Люциус рассказывал, что били его часто, — заметила я, с
трудом сдерживая панику.
Мама села на кровать и поцеловала меня в лоб, как маленькую:
— Помнишь, я говорила, что у Владеску репутация безжалостных
вампиров? Люциуса воспитывали как наследника престола, и его детство нельзя
назвать безоблачным. Однако Люциус очень сильный, — напомнила она. — Не
поддавайся страхам.
Я понимала, что мама тоже боится.
— А если он не вернется?
— Вернется. — Она замялась. — Джесс... ты и вправду его
любишь?
От необходимости отвечать меня избавил свет, загоревшийся в
гараже. Я резко выдохнула, словно до этого не дышала. Я не стала ждать маму,
выскочила из комнаты и босиком помчалась по двору — плевать, что холодно.
Люциус, скинув рубашку, стоял возле умывальника. Он услышал,
как я вошла, но не обернулся:
— Уходи.
— Что случилось?
Он продолжал стоять, склонившись над раковиной:
— Оставь меня в покое.
Я подошла поближе:
— Обернись.
— Не буду.
Послышались шаги. В комнату вошла мама, похлопала меня по
руке и двинулась к Люциусу, осторожно, как я подходила к Чертовке в тот ужасный
день.
— Люциус... — ласково начала она, положив руку ему на спину.
Она всегда так делала, когда я была маленькой и меня тошнило.
Люциуса затрясло.
Только сейчас я сообразила, что он изо всех сил сдерживает
слезы.
Мама склонилась над Люциусом и убрала с его лба черную
прядь:
— Джесс, сходи за аптечкой. Она в кухне, под раковиной.
— Мам, что с ним?
— Джесс, иди.
Я хотела остаться с Люциусом.
— Немедленно, — повторила она уже жестче.
— Иду, — ответила я и направилась к выходу.
Мама обняла Люциуса. Его плечи мелко вздрагивали. Она
гладила его по голове и что-то тихо говорила. Так вот почему она меня отослала!
Люциус не захотел бы, чтобы я видела, как он расплачется, не выдержав первой в
своей жизни материнской ласки.
Я тихо закрыла дверь и побежала на кухню.
Я вернулась с аптечкой. За мной на дрожащих ногах шел отец,
на ходу завязывая пояс халата.
Люциус лежал на кровати, мама сидела рядом с ним. Я
протянула ей аптечку, она включила ночник, и Люциус отвернулся к стене. Я
успела заметить, что его жестоко избили: губы распухли, под глазами и на скулах
наливались багрянцем синяки, нос был сломан.
— Я принесу мокрое полотенце, — предложил отец. Ему хотелось
быть хоть чем-то полезным.
— Ничего страшного, — прошептал Люциус.
Мама смочила его разбитые губы спиртом, и Люциус скривился
от боли.
— Не спорь со мной, — пожурила мама.
— Не самый лучший выдался год, — горько пошутил Люциус. —
Чертовка, по крайней мере, не знала, что творит.
Папа сел в изножье кровати и растерянно сжал в руках
полотенце:
— Что случилось?
Люциус не ответил.
— Расскажи нам, — настаивал отец.
— Пусть Джессика идет спать, — устало произнес Люциус, все
еще лежа лицом к стене. — Уже поздно.
— Я хочу остаться.
— Ты еще ребенок, — непререкаемым тоном заявил Люциус. —
Тебе не стоит этого знать.
Мои родители переглянулись. Я поняла, что они решают,
ребенок я или нет.
— Пусть Джессика остается, — сказал отец. — Ее это тоже
касается.
— Утром я уеду, — пообещал Люциус. — Не буду больше
обременять вас своими проблемами.
— Никуда ты не поедешь!
Мама забрала у отца полотенце и вытерла кровь со щеки
Люциуса. Она осторожно развернула Люциуса к себе, и я впервые смогла оценить
тяжесть его увечий. Даже в темной комнате было заметно, что Чертовка сильно
проигрывала в сравнении с родственниками Люциуса. Меня охватил гнев.
— То, что происходит, касается меня и моей семьи, — сказал
Люциус. Он немного приподнялся, не глядя на меня: — Я поеду домой и со всем
разберусь.
Мы знали, что это означает: еще больше боли, еще больше
шрамов.
— Теперь это и твой дом, — отчеканил отец. — Ты останешься
здесь.
Я посмотрела на родителей и впервые по- настоящему увидела
тех, кто с риском для жизни вывез обреченного ребенка из Румынии. Как
эгоистично с моей стороны, что я никогда раньше не понимала, какую жертву они
принесли. Конечно же они всегда недоговаривали, скрывали, какой опасности
подвергались.
— Дом, — с презрением произнес Люциус.
— Да, дом, — ответила мама.
— Знаешь, ты слишком загостился в гараже, — сказал папа,
коснувшись руки Люциуса. — Завтра же ты переедешь к нам. Мы подготовим комнату.
— Я и без того злоупотребил вашим гостеприимством, — ответил
Люциус. — Не волнуйтесь за меня. Старейшие здесь не останутся. Они считают, что
я урок усвоил, и ждут повиновения.
