Вовсе нет. Я не знала, о чем он говорит, но его пристальный
взгляд мне совсем не понравился.
— Почему ты на меня так смотришь?
Он замер:
— Ты что, чистишь стойла? И на твоих ботинках фекалии?
— Да, — ответила я, озадаченная его тоном. Какое ему дело до
моих ботинок?! — Я каждый вечер убираю на конюшне.
— Ты?! — В его голосе слышались недоумение и отвращение.
— Кто-то же должен...
— Там, откуда я родом, этим занимается прислуга. — Он фыркнул.
— Ты... Особа твоего происхождения не должна оскорблять себя черной работой.
Я еще крепче сжала черенок вил, и вовсе не от страха. Люциус
Владеску меня больше не пугал — он меня бесил.
— Послушай, ты достал уже! Хватит шпионить и читать мне
нотации! — рявкнула я. — Что ты о себе возомнил? И почему ты меня преследуешь?
В черных глазах Люциуса сверкнули гнев и недоумение.
— Твоя мать еще ни о чем тебе не рассказала? — Он покачал
головой. — Доктор Пэквуд поклялась, что введет тебя в курс дела. Твои родители
не держат слова.
— Мы... мы собирались поговорить позже, — с запинкой произнесла
я. Вся моя злость исчезла при виде его явного гнева. — Папа ведет занятие по
йоге...
— Йога? — Люциус неприятно усмехнулся. — Изгибать тело в нелепых
позах для него важнее, чем рассказать дочери о пакте? И что за мужчина станет
тратить силы на подобное нелепое, миролюбивое занятие? Настоящий мужчина должен
готовить себя к войне, а не распевать мантры и пороть чушь о внутреннем мире.
«Его слова о йоге я, пожалуй, пропущу мимо ушей...»
— Пакт? Что за пакт?
Люциус задрал голову, уставился на потолочные балки и начал
расхаживать по конюшне, заложив руки за спину и что-то бормоча себе под нос:
— Все не так. Совсем не так. Говорил ведь Старейшим: тебя
уже давно следовало призвать в Румынию. Я им объяснял, что ты никогда не
станешь приемлемой невестой...
Ну вот, приехали.
— Невестой?!
Люциус замер:
— Твое невежество утомляет. — Он навис надо мной и заглянул
в глаза: — Твои приемные родители не взяли на себя труд все тебе рассказать,
поэтому я сделаю это сам. Буду краток. — Он показал на себя и произнес четко,
словно говорил с ребенком: — Я — вампир. — Он показал на меня: — Ты — вампир.
Когда ты достигнешь совершеннолетия, мы поженимся. Это предрешено.
Впрочем, «поженимся» и «предрешено» я уже не слышала. На
слове «вампир» мои мозги отключились.
Он чокнутый. Люциус Владеску — чокнутый. А мы с ним наедине я
пустой конюшне.
И я сделала то, что на моем месте сделал бы каждый
нормальный человек: швырнула в него вилы и побежала прочь, не обращая внимания
на раздавшийся крик боли.
Глава 6
— Никакой я не вампир! — взвыла я.
Хоть бы кто-нибудь послушал. Мои родители сосредоточились на
раненой ноге Люциуса Владеску.
— Люциус, присядь, — раздраженно скомандовала мама. Наше с
Люциусом поведение не вызывали у нее особого восторга.
— Я постою, пожалуй, — ответил Люциус.
Мама повелительно указала на стулья возле кухонного стола:
— Садись. Сейчас же.
Наш раненый гость замялся, словно собираясь ослушаться, но
потом сел, что-то бормоча себе под нос. Мама сняла с Люциуса сапог, на котором
отпечатался след вил. Папа, заварив травяной чай, шарил под раковиной в поисках
аптечки.
— Всего-навсего синяк, — ободрила Люциуса мама.
— О боже! — Отец выполз из-под раковины. — Не могу найти
бинты. За то чай уже готов.
Наш элегантный гость, объявивший себя вампиром, пристально
на меня посмотрел. Между прочим, он занял мой стул!
— К счастью, мой сапожник шьет обувь из первоклассной, особо
прочной кожи. Ты могла меня поранить. Никому не пожелаю поранить вампира. Более
того, разве так приветствуют будущего супруга? Или, если на то пошло, любого
гостя?
— Люциус — вмешалась мама, — ты застал Джессику врасплох. Мы
с отцом хотели сами с ней поговорить, но...
— Не очень-то вы спешили: семнадцать лет прошло. Кто-то
должен был взять на себя ответственность.
Люциус высвободил ногу из рук мамы и в одном сапоге похромал
по кухне, словно неугомонный король по своему замку. Он взял коробку с сушеной
ромашкой, понюхал содержимое и скривился:
— Вы это пьете?
— Тебе понравится, — уверил отец, наполняя четыре кружки. —
Очень успокаивает, а сейчас это кстати.
— Да погодите вы с чаем! Мне кто-нибудь объяснит наконец,
что происходит? — попросила я, усаживаясь на свое место. Сиденье оставалось
прохладным, точно Люциус мой стул и не занимал. — Ну пожалуйста, расскажите!
— Повинуясь желанию твоих родителей, это право я оставляю
им. — Люциус поднес дымящуюся кружку к губам, глотнул — и вздрогнул: —
Омерзительно!
Не обращая на него внимания, мама и отец обвинялись
понимающими взглядами, словно у них был общий секрет.
— Что думаешь, Нед?
Видимо, папа ее прекрасно понял.
— Я принесу свиток, — сказал он и вышел из кухни.
— Свиток?! Что еще за свиток?
Свитки... Пакты... Невесты… Почему обязательно говорить
загадками?
— Ох… — Опустившись на соседний стул, мама обхватила мои
ладони. — Все очень запутанно.
— Попытайся объяснить, — предложила я.
— Мы никогда не скрывали, что ты родилась в Румынии и что
твои кровные родители погибли во время междоусобного столкновения.
— Их убили селяне. — Люциус нахмурился. — Невежественные
глупцы сбились в злобную банду и устроили погром. — Он открыл банку с
органическим арахисовым маслом, попробовал и брезгливо вытер пальцы о свои
черные брюки, похожие на бриджи для верховой езды. — Скажите, в этом доме есть хоть
что-нибудь съедобное?
Мама повернулась к Люциусу:
— Помолчи, пожалуйста. Дай мне рассказать...
Люциус слегка поклонился, и его иссиня-черные волосы заблестели
под светом люстры.
— Конечно.
— Мы утаили от тебя правду, потому что эта тема тебя
расстраивала,— продолжила мама.
— Значит, сейчас самое время все выложить, — съязвила я. —
Дальше мне расстраиваться уже некуда.
Мама отпила чаю:
— На самом деле твоих родителей убила разъяренная толпа,
пытаясь избавить деревню от вампиров.
— Вампиров?!
