Постель Суми была пуста. Мысль о том, что, может быть, это Суми и кричит, мелькнула в голове на бегу, но тут же пропала. Это не Суми кричит. Это кричат из-за Суми.
В коридоре столпилось полдюжины девочек – плотная стена фланели и шелка. Нэнси растолкала их, протиснулась вперед и замерла на месте. Это была неподвижность настолько абсолютная, настолько глубокая, что при других обстоятельствах она гордилась бы собой. Но сейчас это была не столько истинная неподвижность, сколько что-то вроде того, что заставляет кролика замирать перед удавом.
Да, причиной крика была Суми, в этом сомневаться не приходилось. Она сидела, скорчившись у стены в неловкой позе с закрытыми глазами. Она не дышала, и рук – ее умных, не знающих ни минуты покоя рук – у нее больше не было: они были отрезаны по запястья. Никогда больше она не свяжет новый узел и не сплетет из нитки кошачью колыбельку. Кто-то украл это у нее. Кто-то украл все, что у нее было.
– О-о-о… – прошептала Нэнси, и звук был словно камень, упавший в стоячий пруд: маленький, но круги от него расходятся во все стороны. Одна из девочек развернулась и побежала, крича: «Мисс Элеанор!» Другая начала всхлипывать, сползая по стене, и наконец тоже осела на пол, так, что стала похожа на какую-то жестокую пародию на Суми. Нэнси даже хотела сказать ей, чтобы она поднялась, но смолчала. Что она знала о горе, охватывающем человека перед лицом смерти? Все мертвые, которых она когда-либо встречала, были вполне приятными людьми, и то, что у них не было материальных тел, не создавало особенных неудобств. Может быть, Суми найдет дорогу в Подземное царство и расскажет Повелителю мертвых, как Нэнси старается обрести уверенность и вернуться. Он был бы рад услышать, что она старается, в этом Нэнси не сомневалась.
И только тут Нэнси вдруг поняла: это ведь, должно быть, выглядит подозрительно. Стоило ей явиться сюда из Подземного царства, и вот умирает ее соседка. Могут подумать, что она предпочитает мертвых живым, или что слова Элеанор о том, что они убьют друг друга, были предостережением. Но она не убивала Суми и потому решила об этом не думать. И без того было о чем поволноваться – Элеанор уже бежала по коридору. Рядом, по одну руку – та девушка, что позвала ее, по другую – Ланди. Ланди была в какой-то старушечьей фланелевой ночной рубашке, в волосах бигуди. Это, наверное, было смешно. Но выглядело почему-то грустно.
Девушки расступились, чтобы дать дорогу Элеанор. Она остановилась в нескольких шагах от Суми и зажала рот рукой. Ее глаза наполнились слезами.
– Бедная ты моя девочка, – прошептала она, опустилась на колени и потрогала пальцами шею Суми. Это была чистая формальность: ясно было, что она давно мертва. – Кто же это тебя так? У кого рука поднялась?
Нэнси как-то не удивилась, когда сразу несколько девушек повернулись к ней. Она была новенькой; она помнила прикосновения мертвецов. Она не стала заявлять о своей невиновности. Просто подняла ладони и показала бледную, чистую, без единого пятнышка кожу. Ей никак не удалось бы так чисто отмыть кровь в общем туалете, где ее не могли не увидеть. Даже посреди ночи это не осталось бы незамеченным: пока выскребешь кровь из-под ногтей, тебя десять раз поймают.
– Оставьте бедную Нэнси в покое, это не она, – сказала Элеанор. Вытерла глаза и протянула руку Ланди. Та помогла ей подняться. – Ни одна из дочерей Подземного царства не убьет человека, который еще не заслужил своего места в этих священных чертогах, правда, Нэнси? Может, когда-нибудь она и станет убийцей, но через два дня знакомства – это слишком. – Тон у нее был печальный и в то же время безупречно-деловитый. Как будто мысль о том, что Нэнси когда-нибудь начнет косить своих подруг, как траву, не вызывала у нее особой тревоги.
Нэнси тоже считала, что сейчас не до того. Она тупо смотрела, как Ланди принесла откуда-то простыню – из какого-нибудь шкафа, наверное, должны же быть в этом доме бельевые шкафы – и укрыла тело Суми. Кровь из обрубков рук просочилась сквозь ткань почти мгновенно, но все же смотреть на это было полегче, чем на неподвижную девушку с ленточками в волосах.
– Что случилось?
Нэнси оглянулась на голос. Рядом стояла Джек. Воротник ее рубашки был распахнут, развязавшийся галстук-бабочка съехал на сторону. Во всем ее виде была какая-то незавершенность.
– Если ты не знаешь, что случилось, почему ты здесь? – Тут Нэнси подумала, что она ведь не знает, где находится комната Джек, и поправилась: – Если только это не твой коридор.
– Нет, мы с Джилл спим в подвале. Нам там удобнее, с учетом всех обстоятельств. – Она поправила очки, прищурилась на красные пятна на простыне. – Это кровь. Кто там, под простыней?
Девушка с каштановыми косами, та, что из мира Рифмы и Линейности, повернулась к Джек. В глазах у нее полыхала такая жгучая ненависть, что Нэнси невольно отшатнулась.
– Как будто сама не знаешь, убийца, – выпалила она. – Это же твоя работа, да? Все как тогда, с морской свинкой Анджелы. Ты же не можешь удержаться, руки сами к скальпелю тянутся.
– Я же объяснила – это было недоразумение на почве культурных различий, – сказала Джек. – Морская свинка находилась на общей территории, и я думала, что она тоже общая – кому надо, тот и пользуется.
– Это была ее любимая свинка, – огрызнулась девушка.
Джек беспомощно пожала плечами.
– Я предлагала собрать ее обратно. Анджела отказалась.
– Новенькая! – Это был голос Кейда. Нэнси оглянулась на него, и он кивком головы указал на ее дверь. – Может, покажешь этой Аддамс свою комнату? А я постараюсь перехватить другую, пока она не явилась сюда и не нарвалась на неприятности.
– Все, что угодно, лишь бы подальше от очередной разъяренной толпы с факелами, – сказала Джек и схватила Нэнси за руку. – Показывай свою комнату.
Это была не столько просьба, сколько приказ. Нэнси не стала спорить. В сложившихся обстоятельствах поскорее убрать Джек с глаз долой было гораздо важнее, чем учить ее хорошим манерам. Нэнси развернулась и потащила Джек к своей двери, так и оставшейся полуоткрытой после того, как она поспешно выбежала в коридор.
В комнате Джек сразу же вырвала у Нэнси руку, достала из кармана платок и вытерла пальцы. Увидела оторопелый взгляд Нэнси, и щеки у нее покраснели.
– Может быть, кому-то трудно в это поверить, но наши путешествия ни для кого не проходят бесследно, даже для меня, – сказала она. – Я, наверное, слишком хорошо осведомлена о мире природы и его бесчисленных чудесах. Среди этих чудес много таких, которых хлебом не корми, дай только разъесть тебе кожу. Все эти люди в жутких лабораториях, которые подцепляют к мертвым телам всякие прикольные проводочки… Они обычно делают это в перчатках, и у них на это есть причины.
– Я не совсем понимаю, что это за мир, в котором ты побывала, – сказала Нэнси. – В мире Суми были горы карамели и ни грамма здравого смысла, Кейд с кем-то там воевал или что-то в этом роде, а вы с Джилл описываете как будто два разных мира, и они почти не пересекаются.
