Лориэль дождалась, когда внимание группы вновь переключилось на нее, и опустила руку.
– Что, если кто-то из нас найдет свою дверь раньше, чем поймают убийцу? – спросила она. – Я не смогу взять с собой кого-то еще и не стану упускать шанс вернуться только из-за того, что нам нельзя ходить в одиночку.
– Думаю, мы сможем договориться. Если, пока мы будем держаться вместе, кто-то найдет свою дверь, тогда тот, чья дверь нашлась, уйдет, а оставшийся найдет себе другую пару, – сказала Ланди, осторожно подбирая формулировки. Нэнси с самого начала поняла: Ланди не верит, что кто-то из них найдет свою дверь. Во всяком случае, не скоро, а может быть, никогда. Ланди не верила в них. Это было ясно по ее тону и по тому, как она выбирала слова. И, возможно, она была права. Для самой Ланди двери закрылись – что бы ни было дальше, этого уже не изменить. Ланди приходилось привыкать к мысли, что в этом мире она встретит свою смерть.
– Можно разбиться не на пары, а на тройки, – сказал мальчик с костью. – А кто не найдет третьего, те пусть постараются пока не находить свои двери.
Кто-то рассмеялся. Другие смотрели с горечью. Лориэль была в числе последних.
– Расскажите нам о своей двери, мисс Янгерс, – предложила Ланди.
– Я ее еле разглядела, – сказала Лориэль. Голос у нее стал такой, словно мысленно она была где-то далеко. – Она была такая маленькая. Чудесная маленькая дверца в притолоке, под лампой на крыльце. Как будто для мотыльков. Я просто хотела посмотреть, что это, подошла близко-близко и постучала кончиком мизинца. Вокруг все так странно завертелось, и я вдруг очутилась в коридоре по ту сторону двери, а за спиной у меня осталось огромное, невероятно огромное крыльцо. Я не вошла в дверь. Она сама втянула меня внутрь. Так сильно Паутинный мир ждал меня.
История Лориэль оказалась длинной и захватывающей: грандиозное эпическое сказание о паучьих принцессах и династиях крошечных королей. Лориэль всегда отличалась острым зрением, но после года, проведенного на службе у мельчайших из живых существ, оно обострилось так, что пришлось носить специальные очки с переливчатыми цветными линзами, иначе мир делался таким огромным, что больно было смотреть. Она сражалась и побеждала, она любила и потеряла свою любовь, и вот наконец настал день, когда Королева Пыльцы спросила, хочет ли она стать принцессой их страны и остаться там навсегда.
– Я сказала, что хочу этого больше всего на свете, но мне нужно вернуться домой и рассказать все родителям, прежде чем я приму это предложение, – всхлипнула Лориэль. Она начала ронять слезы еще тогда, когда дошла в своем рассказе до гибели своего возлюбленного Принца Осы, и, похоже, конца этим слезам в обозримом будущем не предвиделось. – Она сказала, что мне будет трудно снова найти дверь – придется всматриваться так зорко, как никогда в жизни. Я сказала, что сумею. Это было почти два года назад. Где только я ни смотрела, а двери так и не нашла.
– Некоторые двери открываются только один раз, – сказала Ланди. Комната загудела, выражая согласие. Нэнси нахмурилась и вжалась поглубже в кресло. Это было жестоко – вот так вытаскивать на свет чужое прошлое, пришпиливать этих людей, корчащихся от боли, к полу, а потом добивать такими словами. Лориэль наверняка и сама понимала, что, скорее всего, никогда больше не войдет через крошечную дверцу в свой еще более крошечный мир. Она достаточно умна, чтобы понять это. Какой смысл говорить об этом вслух?
Если это и есть школа для тех, кто хочет примириться со своими странствиями и вспоминать их с любовью, то можно представить, как бы она возненавидела другую.
– Она говорила, что я смогу вернуться, – сказала Лориэль. – Она обещала. Королева всегда выполняет свои обещания. Нужно просто смотреть внимательнее. Как только я найду дверь, меня здесь не будет.
– А как же твои родители? Они готовы к твоему исчезновению?
Лориэль фыркнула.
– Я рассказала им, где была – для меня там прошел год, а для них двенадцать дней, – и они сказали, что я явно пережила какую-то травму, и мои слова нельзя принимать всерьез. Отправили меня сюда, чтобы вылечить от сумасшествия. Но я не больна. Я путешествовала в другой мир. Вот и все.
– И притом в мир, существование которого подтверждено документально, – добавила Элеанор. Она стояла в дверях. Дряблую кожу вокруг ее рта и глаз прочертили новые усталые морщинки. Она как будто постарела на десять лет. – С тех пор, как я начала разыскивать таких, как вы, я видела пятерых детей, которых затянуло в Паутинный мир. Двое из них нашли дорогу назад и вернулись домой. Как видите, надежда есть. И для Лориэль, и для всех нас. Наши двери скрыты от глаз, но если мы будем смотреть очень внимательно, то сможем их отыскать.
– Элеанор. – Ланди встала. – Вам ведь нужно отдыхать.
– Я уже отдохнула достаточно, на всю жизнь хватит, а на все прочие необходимые дела у меня осталась только одна жизнь. – Элеанор отошла от двери. Несколько учеников поднялись, чтобы помочь ей дойти до свободного кресла. Она с улыбкой потрепала их по щекам. – Хорошие вы все ребята – да, и вы, Ланди, тоже. Вы все дети для меня, а я ваша учительница, единственная, кто вас не обманывает. Так что теперь послушайте меня, а то вы, похоже, уже основательно сумели сами себя запутать и расстроить.
Не все вы снова найдете свои двери. Некоторые двери действительно появляются только один раз, вследствие какой-то странной конвергенции, которую мы не в силах предсказать или воссоздать. Они откликаются на острую потребность и сочувствие. Не на отдельную эмоцию, а на резонанс. Не случайно всех вас притянули именно те миры, которые вам больше всего подходят. Представьте себе на мгновение – что, если бы вы попали в мир, о котором рассказывает ваш сосед?
Нэнси взглянула на Джек и Джилл, стараясь представить, какой была бы ее жизнь, если бы она открыла их дверь вместо своей. Кажется, на тех вересковых пустошах никого не интересовала неподвижность, там требовали только покорности и крови. Ни то ни другое не было ее сильными сторонами. Все вокруг так же неловко переглядывались, строили свои предположения, и они явно были им точно так же не по душе.
– Суми носила Абсурд в своем сердце, и поэтому перед ней открылась дверь в мир, где она могла носить его с гордостью, не скрывая. Вот о чем была ее история. О том, где и как найти свою свободу. Это и ваша история, каждого из вас. – Элеанор вскинула голову. Глаза у нее были ясные. – Вы обрели свободу, пусть ненадолго, а когда потеряли, то пришли сюда в надежде найти ее снова. Я тоже на это надеюсь, ради всех вас. Я хочу оправдываться перед вашими родителями, когда вы исчезнете, хочу рассказывать им, что дети-бродяжки всегда сбегают снова, если у них есть хоть половина шанса. Я хочу, чтобы вы все поскорее убрались отсюда, это почти самое заветное мое желание.
О своем самом заветном желании она могла и не говорить – всех их терзал тот же голод, та же жестокая, неумолимая тоска по утраченному. Самым заветным ее желанием была дверь и то, что ждало за ней. Но, в отличие от остальных, она знала, где ее дверь. Просто пока она закрыта для нее – до тех пор, пока она не вернется в детство.
