– У него всегда проблемы с женщинами были, – напомнил Васютин.
– И? – удивился Погудин. – У меня тоже проблемы с женщинами. С ними, с женщинами то есть, всегда так – не знаешь, найдешь или потеряешь.
– А помнишь, в пятой серии… где мы с тобой ночью на захват выезжаем… тоже в убийстве подозревали жену, а потом убийцей оказался ее брат, – нашел Михаил подходящий пример.
– Да, съемки захватывающие тогда получились, – ностальгически вспомнил Ким. – Я тогда с операторского крана такие кадры «схватил». Только вот у жены Алика брата нет. Это я точно знаю. Но зато у него есть теща.
– Одна теща всех родственников стоит! – Погудин знал, о чем говорил: он был женат два раза, и в каждом браке тещи давали свои идиотские советы дочерям.
Тут разговор был прерван внезапным появлением невысокого мужчины средних лет с залысинами. На его лице выделялись пухлые губы, которые придавали ему выражение обиженного ребенка. Костюм на мужчине сидел мешковато, словно был на размер больше. Следователь Уткин, а это был именно он, бесшумно приблизившись к членам съемочной группы, залебезил:
– Здравствуйте! Это вы и есть творческая группа сериала «На темных улицах»? – и сам себе ответил: – Да, знакомые все лица… Я, можно сказать, ваш преданный зритель… Сергей Александрович Уткин. Следователь. Никак не думал, что встретимся при таких странных обстоятельствах.
– А мы-то как не думали, товарищ Уткин! – сыронизировал Оленин.
– Да уж, такого кина мы точно не ждали. Просто «развесистая клюква»! – вырвалось у Васютина.
– Что, простите? – не понял Уткин. – Какая клюква?
– «Развесистая клюква» – означает нелепость ситуации. Да не берите в голову, – разозлился Оленин. – Не надо умничать, Ким! Не ко времени!
– Никто и не умничал… – пробормотал Ким.
– Прошу вас всех пройти в кабинет директора, там и побеседуем… – начал следователь, но неожиданно обернулся.
В холле появились два дюжих санитара с носилками. На носилках лежал большой черный мешок. Актеры невольно вздрогнули, поскольку о содержимом пластикового мешка догадались сразу. А вот следователь Уткин был подчеркнуто невозмутим и лишь кивнул спускавшимся следом коллегам. Один из членов следственной группы махнул рукой, и Уткин неожиданно заявил:
– Хотя нет, в кабинет директора нам ни к чему. Пройдемте-ка лучше в номер. Эксперты уже закончили. Побеседуем, так сказать, поближе к месту событий, – и с хитрецой посмотрел на членов съемочной группы.
Ким Васютин с ошалевшим видом открыл рот, но возражать все же не решился. И актеры унылой вереницей потянулись вслед за Уткиным.
Наблюдавшая эту сцену Луиза Юнис подумала, как кинематографично все выглядит – будто снимают очередную серию их сериала. Но, в отличие от съемок, в реальности все были растеряны и ошеломлены случившимся.
И никто так и не заметил, как один человек облегченно вздыхал, думая про себя: «Нет человека – нет проблемы! Слишком много он попортил мне крови, но нашлась и на него управа».
Глава 5
Юле Сорневой иногда казалось, что «чайный уголок» в редакции – это настоящая аномальная зона. Бермудский треугольник. Здесь всегда пропадали ложки, сколько бы их секретарь Валентина ни покупала. Складывалось впечатление, будто чайные ложечки собираются вместе, а потом исчезают в неизвестном направлении. И где-то есть такое место – «любимый ложкин уголок», в котором им лучше, чем в редакционных столах. По крайней мере, заливая кипятком растворимый кофе, приборов Юля вновь не обнаружила.
На работу Юля и Вадик Тымчишин вернулись, подчеркнуто игнорируя друг друга. Вадик был на Юлю обижен. И между прочим, совершенно напрасно: она же хотела как лучше, ограждала его от следователя. Потому и назвала шофером. А он надулся! Видите ли, у него болезненное самолюбие! Понижение социального статуса больно ранило его нежную журналистскую душу! А подписка о невыезде, замаячившая на горизонте, так это пустяки! Но обижаться подолгу Юля не умела.
– У тебя ложечки случайно нет? – обратилась она к Вадику, решив, что первым должен мириться тот, кто умнее.
– Нету, я ручкой кофе размешивал, – отозвался Тымчишин.
– Понятно. Шариковой ручкой я тоже могу. Но хочется ложечкой.
Вадик пододвинул Юле коробку с сахаром-рафинадом, и обе стороны поняли: перемирие состоялось. Тут «подтянулись» коллеги и немедленно начали любопытствовать.
– Ну, что там у твоих артистов случилось?! – жадно вопрошала Мила Сергеевна.
– Ничего хорошего. Убийство. Оператора убили в гостиничном номере. Алик Царев, Царьком его все звали. Пока не очень понятна картина. Там следственная бригада работает, – Юля пожала плечами.
– Хоть строк на пятьдесят – для первой полосы – ты насобирала?
Мила Сергеевна интересовалась не просто так: через несколько часов нужно сдавать макет номера главному редактору. Если Юля успеет написать об убийстве на съемочной площадке, а она, Мила Сергеевна, успеет вставить текст в номер, то успех обеспечен – тираж раскупят влет.
Впрочем, можно обойтись и «лидом» – яркой зацепкой, анонсом большой статьи в следующем номере. «Лид» должен сразу же бросаться в глаза – кегль (то есть размер шрифта) побольше, плашка (то есть заливка фона) поярче, плюс обещание настоящей сенсации. Разве плохо звучит: «Кто убил питерского оператора?» Хотя нет. Так слишком банально, шаблонно и слишком прямо. Убийства случаются часто, убивают персон и поважнее какого-то оператора. А нужно, чтобы «лид» моментально привлек внимание читателя, но почти ничего не сказал по существу. Чтобы читатель заинтересовался, но ничего не понял и обязательно купил газету. Вот еще вариант: «Драма на съемочной площадке известного сериала». И не важно, что драма случилась в гостинице, а вовсе не на съемочной площадке. Нужно заинтриговать читателя, создать сенсацию, возбудить интерес. Уж Мила Сергеевна, отдавшая профессии десятки лет, знала в этом толк. Ведь новость – это прежде всего эмоции!
– Конечно, Мила Сергеевна, я напишу… надеюсь, успею, – согласилась Юля.
И тут читатель может подумать: «Какая черствая, бессердечная женщина, эта Мила Сергеевна! Умер человек, а ей лишь бы успеть сдать статью в номер. Откуда это равнодушие?» Но будет не прав. Так уж устроены журналисты и сотрудники редакций. Назовите это, если хотите, профессиональной деформацией, но в любых условиях и любых ситуациях они сначала думают о том, пойдет ли та или иная информация в номер, а потом уже начинают сострадать и сопереживать.
– Только просьба, Сорнева: побольше напряжения, живописуй все так, чтобы читатель ахнул, – и отнюдь не бессердечная Мила Сергеевна умоляюще прижала руки к груди. – Ты можешь, если хочешь!
– И поменьше умничай, – наставительно добавил Тымчишин. – Кстати, Мила Сергеевна, к вам наши чайные ложечки в гости не заходили?
– Какие ложечки, Вадик! Я свою ложку в сейфе держу. Как оставлю на столе, так она пропадает.
