После ужина мама разрешила нам посмотреть большой телевизор, но вместо этого мы поднялись ко мне и стали болтать. Когда она пришла и сообщила, что Тэйлор пора домой, мне стало грустно и я спросила, нельзя ли ей побыть у нас еще немного. Мама подняла свои невидимые брови, как же глупо это выглядело. У мамы нет таких бровей, как у меня, она выщипала их в молодости, и теперь ей приходится рисовать их карандашом, после чего она становится похожей на клоуна. Она спросила у Тэйлор, хочется ли ей остаться у нас на ночь, и та сказала что да, прежде чем я успела вставить хоть слово. Так что моя мама позвонила маме Тэйлор, и она тоже согласилась, потому что это была пятница.
У нас в доме всего три спальни, и все они заняты. В старом доме мама с папой жили вместе, но теперь у каждого из них своя комната. Мама говорит, это из-за того, что папа храпит, но я знаю – они просто друг друга больше не любят. Тэйлор спала в моей комнате на кровати дедушки – не думаю, что он был бы против.
Как только мы улеглись, вошла мама и велела нам через десять минут погасить ночники. Потом поставила на прикроватные тумбочки по пластиковому стаканчику воды, чего тоже раньше никогда не делала. Кажется, ее вдруг стало очень волновать, не чувствую ли я жажды. А перед тем как уйти, встала в дверях, улыбнулась нам и сказала очень странную вещь:
– Какие вы чудесные, прямо две горошинки в стручке.
Потом выключила верхний свет, стала закрывать дверь, но я запаниковала и попросила ее этого не делать. Тогда мама поставила под дверь Бусину подпорку в виде малиновки. Как только она спустилась вниз, я извинилась перед Тэйлор за ее странное поведение и добавила, что не знаю, почему она назвала нас «двумя горошинками в стручке». Тэйлор засмеялась и ответила, что слышала это выражение и раньше. Сказала, оно означает, что мы очень похожи. Я видела горошинки только в пластиковых пакетах в морозилке.
Через десять минут мы действительно погасили ночники, но потом еще долго болтали. Тэйлор разговаривала, закрыв глаза, а потом незаметно уснула. Мне кажется, совсем не от скуки. Хотя мы и потушили весь свет, комнату заливало лунное сияние, пробивавшееся сквозь полупрозрачные занавески, которого было вполне достаточно, чтобы видеть ее лицо, когда она спала. Не знаю, что мама имела в виду, ведь я ниже Тэйлор, к тому же она очень худая, но мы, полагаю, все же немного похожи. И у нее, и у меня длинные каштановые волосы.
О Тэйлор я узнала три вещи, которые теперь мне очень нравятся:
1. С ней интересно.
2. Она любит книги так же сильно, как я.
3. Мы с ней родились в один и тот же день.
Мы появились на свет в одной и той же больнице, в один и тот же день, с разницей всего в несколько часов. Если бы я родилась в семье Тэйлор, моя жизнь была бы куда лучше. Начнем с того, что из школы меня забирали бы на «Вольво», к тому же бабушки и дедушки Тэйлор все еще живы. Но тогда моя собственная Буся не была бы моей, а это уже очень печально. Я смотрела на спящую Тэйлор почти целый час. Я как будто видела другую версию себя.
Теперь у меня есть подруга. Я старалась ни к кому не привязываться, но на этот раз, может, все будет хорошо, ведь мы как две горошинки в стручке.
Сейчас
Четверг, 29 декабря 2016 года
В моей палате кто-то был. Прослушал сообщения на моем телефоне, удалил их и сказал, что я попала в больницу по собственной вине. Это был не сон, теперь я не могу спать, мне слишком страшно. Страшно от того, что я знаю, и от того, что нет. Не могу с точностью сказать, сколько времени прошло с момента его визита, но он, по меньшей мере, не вернулся. Время растянулось и превратилось в субстанцию, которой я уже не могу подобрать названия. Мне хочется, чтобы кто-то заполнил пробелы, которых так много, будто я оказалась в теле человека, прожившего свою жизнь, но не оставившего о ней никаких воспоминаний.
– А вот весьма любопытное завершение нашего утреннего обхода. Кто может прокомментировать мне этот случай?
Я слышу, что они собрались в ногах кровати. Хор докторов в моих ушах сливается в один-единственный голос. Как хочется выгнать их всех отсюда.
Либо почините меня, либо убирайтесь.
Я вынуждена слушать, как они обсуждают меня, будто я не лежу прямо перед ними. Они говорят по очереди и каждый раз сообщают, что им ничего не понятно и когда я очнусь, они не знают. Я говорю сама себе «когда», потому что не хочу даже думать о «если». Исчерпав все неверные ответы, они удаляются.
Я, вероятно, спала – сейчас замечаю, что родители опять в палате. Сидят по обе стороны кровати и не издают ни звука, будто здесь и вовсе никого нет. Мне хочется, чтобы они сказали хоть что-нибудь, но вместо этого они, наоборот, стараются вести себя как можно тише, словно боятся меня разбудить. Мама сидит так близко к кровати, что я чувствую запах ее крема, который пробуждает в памяти воспоминания о нашей поездке в Озерный край.
Клэр купила путевку, желая устроить что-то вроде девичника на троих, но когда пришло время ехать, у нее, беременной близнецами, уже здорово округлился живот. Ее тело теперь было совсем не такое, как у меня, она стала какой-то огромной, вечно утомлялась и редко выходила из своей комнаты, поэтому нам с мамой пришлось ехать вдвоем. В последний день на отдыхе, когда дождь наконец прекратился и где-то за тучами село за горизонт солнце – которого, к слову, мы так ни разу и не увидели, мы с мамой отправились ужинать в ресторан.
Мы устроились за небольшим столиком, перед нами раскинулось озеро Уиндермир. Помню, я все смотрела на первые звезды, загорающиеся высоко в небе над покрытой рябью водой, и думала, как же это красиво. Потом сказала маме тоже посмотреть, потому что освещение действительно было изумительным. Она повернулась, бросила через плечо мимолетный взгляд и вновь уткнулась в винную карту, не сказав ни слова. За долгие годы Клэр стала для нас чем-то вроде связующего звена, и в ее отсутствие мы просто распадались в разные стороны. Мама сказала, ей все равно, что пить, лишь бы это было спиртное, и протянула карту мне. Я заказала первую попавшуюся на глаза бутылку красного, чувствуя, что мне и самой надо выпить.
Когда принесли закуски, мы уже успели ее опустошить наполовину. Мама подливала себе еще и еще, я старалась от нее не отставать, все равно больше делать было нечего. Темы для разговоров у нас иссякли еще в день приезда, и теперь родник слов пересох. Но после вина все изменилось.
– Ты не переживаешь из-за Клэр и ее детей?
Мамина фраза будто наткнулась на невидимое препятствие и совершила жесткую посадку. Да, она пыталась показать, что переживает за меня, но ощущение было такое, что мне нанесли удар под дых. Ей хотелось внуков, и это ни для кого не было тайной. А я для нее в который раз стала лишь источником разочарований.
Когда мы с Полом только познакомились, Клэр и Дэвид уже прошли через ЭКО
[5]. Просто удивительно, что эти три буквы могут сделать с семейной парой. И тем более с отдельным человеком. Клэр, не способную реализовать свое самое заветное желание, они совершенно изменили.
