Потом тихонько заглядываю в спальню и смотрю, как там Пол. Он опять уснул, и из его рта теперь вырывается тихое поcапывание. Я снимаю халат с вешалки на обратной стороне двери и крадусь в свой миниатюрный кабинетик. Там чисто и аккуратно – с момента моего последнего пребывания здесь ничего не изменилось. Натягиваю белые перчатки, беру ручку и неподвижно смотрю на лист белой бумаги. Меня слишком одолевает усталость, чтобы думать, о чем писать, но тут в памяти всплывает миссис Макдональд из школы и ее Правило Трех Вещей. Я тут же нахожу слова и внутренне улыбаюсь:
Дорогая Мадлен,
Надеюсь, до этого времени мои послания доставляли вам истинное наслаждение. Я знаю, как вы любите читать письма ваших поклонников.
Но я не поклонница.
Обо мне вам следует знать три вещи:
1. Мне известно, что вы совсем не та, за кого себя выдаете.
2. Мне известно, что вы сделали и чего не делали.
3. Если вы не сделаете того, о чем я вас прошу, все узнают, кто вы на самом деле.
Я буду писать до тех пор, пока вы не поймете. Чернила в ручке когда-нибудь закончатся, так что, надеюсь, нам еще недолго придется обмениваться посланиями. Если же все-таки мне станет нечем писать, я буду вынуждена изыскать другой способ донести до вас свою мысль.
– Что ты делаешь? Почему не ложишься обратно в постель? И зачем тебе карнавальные перчатки?
Пол выглядывает из-за двери кабинетика – в одной футболке и трусах. Меня застукали.
– Я не могла уснуть, решила подписать несколько поздравительных открыток – лучше позже, чем никогда, – но у меня замерзли руки, – невнятно бормочу я.
Он окидывает меня странным взглядом.
– Хорошо. Мама только что прислала смску, пишет, что врачи пытаются ее убить. Я еду к ней.
Не знала, что она умеет писать сообщения.
– Прямо сейчас?
– Да, прямо сейчас. Я ей нужен.
– Может, мне поехать с тобой? – предлагаю я.
– Нет, не стоит. Мне известно, как ты сейчас беспокоишься насчет работы. Не волнуйся, я ненадолго.
Пол отходит от двери, не давая мне времени ответить. Слышно, как он включает душ и как от этого возвращается к жизни водонагреватель. Значит, особо не торопится. Я складываю письмо, кладу его в красный конверт, а белые перчатки прячу обратно в ящик стола. Проходя мимо ванной, замечаю, что дверь немного приоткрыта, а внутри клубится пар, норовя вырваться наружу. Сквозь его мглистую пелену вижу под душем обнаженную фигуру мужа. Поскольку в таком виде мне не доводилось видеть его уже давно, меня охватывает странное чувство: смесь облегчения и отторжения. Я быстро направляюсь в спальню и беру с прикроватной тумбочки его телефон: 6:55 – я понятия не имела, что уже так поздно, мне все кажется, что сейчас еще глубокая ночь. Вбиваю в телефон пароль Пола. Помню, как несколько месяцев назад пыталась его угадать – вбивала дату нашей свадьбы, дату моего рождения и, наконец, дату его рождения. Подошел, конечно же, последний. Открываю его смски. Последнюю, от меня, он получил больше суток назад. Сообщений от его мамы нет и в помине. Услышав, что он выключил в душе воду, кладу телефон, ложусь в постель и отворачиваюсь к стене. Слушаю, как муж вытирается, одевается, опрыскивает себя дезодорантом, застегивает пояс и кладет в карманы джинсов мелочь.
– Как ты поедешь? На поезде? – спрашиваю я.
– Нет, на машине будет быстрее.
– Ты же говорил, что должен пройти техосмотр?
– Дэйв сказал, что все уже сделал. Как раз заберу ее из гаража. У меня есть запасной ключ.
– Он тоже прислал тебе смс?
– Нет, звонил вчера вечером. А почему ты спрашиваешь?
– Просто так.
У него на все есть готовый ответ.
На прощание он меня целует и говорит, что любит. Я отвечаю, что тоже его люблю. Затасканные, выхолощенные слова, давно потерявшие всякое значение. Я лежу совершенно неподвижно, слушая, как мой муж от меня удаляется. Когда за ним хлопает входная дверь, я встаю, подхожу к окну и через занавеску смотрю ему вслед. Потом, по его стопам, спускаюсь на кухню и включаю свет. В горле у меня пересохло, я наливаю себе стакан воды. Встаю перед плитой, двенадцать раз проверяю, что она выключена, щелкая пальцами свободной левой руки. В этот момент в глаза бросается красный огонек автоответчика на длинном столике в прихожей. Номером нашего стационарного телефона пользовались исключительно мои родители, но даже они в последнее время по нему больше не звонят. Указательный палец неуверенно зависает над кнопкой воспроизведения, боясь выслушать сообщение, будто оно может обжечь. Я разом заглатываю полстакана воды, дожидаюсь, пока она смоет страх, и нажимаю на кнопку. Послание оставил Пол два дня назад. Значит, он действительно звонил мне сообщить, что уехал к матери. Не понимаю, как я могла не обратить внимание на мигающий огонек аппарата, то и дело проходя мимо него. Я удаляю сообщение и на несколько секунд замираю, перед тем как нажать кнопку «Воспроизвести все». Зачем мне снова слушать его голос? Странная потребность. Когда в уши, а потом и в сердце проникает голос отца, я закрываю глаза. Привет, это я, папа. Орешек, перезвони мне, когда прослушаешь это сообщение. Он уже очень давно так меня не называл.
Слезы, которые мне до этого момента удавалось сдерживать, ручьем льются из глаз. Они оставляют на щеках бороздки, на подбородке повисают, держатся, сколько могут, а потом падают на ночную рубашку, образуя скорбные влажные пятна. Сообщение я храню уже очень давно. Пол считает это нездоровым поведением, говорит, что этого не понимает. Повинуясь порыву какого-то инстинктивного любопытства, я снимаю трубку и нажимаю кнопку последнего вызываемого номера. Через несколько мгновений раздается щелчок, и в моих ушах звучит надиктованный на автоответчик голос. Я швыряю трубку и смотрю на нее с таким видом, будто виновата во всем она. Я никогда не звонила Клэр с этого телефона.
Недавно
Четверг, 22 декабря 2016 года, утро
Я опоздала на несколько минут. Мадлен уже на месте, но сегодня это не имеет значения. Я все еще какая-то потерянная, как будто мне снится сон, что я сплю. Когда Пол ушел, я еще раз проверила его шкаф. Красивый розовый подарочный пакет с черным кружевным содержимым исчез – он увез его с собой. Сомневаюсь, что он собирается дарить его своей маме.
Я тихо сижу за столом и наблюдаю, как коллеги заходят в офис. Когда они со мной здороваются, киваю им в ответ головой. Такое ощущение, что мне включили заезженную пластинку. У меня сегодня нет настроения для светских бесед, да и вообще это утро довольно паршивое. Когда мне кажется, что в мою сторону никто не смотрит, я изучаю женские лица. Все они выглядят зашоренными, слегка уставшими и страшно растерянными. Собрание людей, бессмысленно толкущих воду в ступе в отчаянной попытке не пойти ко дну посреди непредсказуемого моря жизни. По правде говоря, они мне не друзья, мы с превеликим удовольствием друг друга утопили бы, если бы наверняка знали, что не утонем сами. Я прихожу к выводу, что беспокоиться не о чем – они толком не видят не только меня, но даже себя.
