– Я принесу винную карту, сэр, – говорит господин в костюме, унося нашу верхнюю одежду и скрываясь в прикрытом пологом дверном проеме.
– Впечатляет…
Это все, что я могу сказать.
– Спасибо. Мне здесь нравится. Только для постоянных членов.
Своими загорелыми руками он берет со стола белую льняную салфетку, аккуратно ее разворачивает, будто Туринскую плащаницу, и кладет на колени. То же самое делаю и я, после чего спрашиваю себя, что же нам никак не несут винную карту. Я волнуюсь, что без вина мы уже исчерпали все интересные темы для разговора.
– Как твоя новая работа? – спрашиваю я.
– Отлично. Можно даже сказать – замечательно. Предполагалось, что это будет временный проект, но потом мне предложили постоянный контракт, и я решил остаться.
– Поздравляю, а что за больница?
– Короля Альфреда.
– Недалеко от моего дома, – говорю я.
Он улыбается.
– А твоя девушка, она тоже работает в Лондоне?
– Да, но только в центре. С моими дежурствами и ее графиком мы видимся далеко не так часто, как хотелось бы. Меню как такового, боюсь, здесь не предлагают, дают что есть, но кормят всегда вкусно.
– А если мне не понравится то, что дадут?
– Уверен, что понравится.
Я слушаю рассказ Эдварда о его работе. Он всегда хотел стать врачом, и вот теперь его мечта сбылась. Думаю, это была одна из тех сторон, которые привлекли меня в нем, когда мы познакомились. Эдвард жаждал помогать людям и спасать их. Теперь он из скромности говорит об этом коротко, то и дело давая мне самой возможность рассказать о себе. По сравнению с ним моя жизнь выглядит поверхностной и пустой. Я никого не спасаю, а дело свое делаю, чтобы помочь не кому-то, а себе.
Блюда, подобного тому, которое нам принесли, мне не приходилось есть уже очень давно, но как только мой бокал опять наполняется вином, я, не в состоянии удержаться, вновь пытаюсь испортить этот восхитительный вечер.
– Твоя девушка знает, что ты сегодня выпиваешь с бывшей? – спрашиваю я.
– Конечно! А что, твой муж нет?
Я молчу, Эдвард смеется. Мне это совсем не нравится.
– С тех пор утекло много воды, каждый из нас проделал в жизни большой путь и вырос, – добавляет он.
Я чувствую себя старой дурой с истекшим сроком годности.
Увидев, что он отказался от десерта, следую его примеру. Пока он говорит, я, помимо своей воли, вспоминаю времена, когда мы были вместе. Тогда ему трудно было держать руки при себе, находясь рядом со мной, но ведь с тех пор прошло десять лет. Он, может, и не изменился, а вот я да. В новой одежде и с макияжем я все равно старая, не та девушка, которую он помнит.
– Я провожу тебя до Ватерлоо, – говорит он.
– В этом нет необходимости, я прекрасно доберусь сама.
– Ты – да, но я живу здесь недавно, могу заблудиться, поэтому твоя компания будет мне очень кстати.
Выйдя из ресторана, он подставляет мне локоть, и я не вижу ничего плохого в том, чтобы взять его под руку. Ладонь через пальто ощущает его тепло, и по дороге до станции я то и дело вижу, как женщины бросают на него заинтересованные взгляды. Проходя через главный вестибюль вокзала, я утомленными глазами оглядываю табло с информацией об отходящих поездах, опасаясь не успеть на последний и не уехать домой.
– Мне на тринадцатую платформу. Спасибо за приятный вечер.
Я целую его в щеку.
– Как-нибудь надо будет повторить.
– С удовольствием, – отвечаю я, не уверенная до конца, что действительно буду этому рада.
Он берет меня за руку, и на долю секунды меня охватывает чувство неловкости.
– Мне надо идти, – говорю я, пытаясь высвободить пальцы.
– Не надо. Пойдем еще куда-нибудь выпьем по последнему бокалу. Ты же можешь уехать и на следующем поезде…
– Я правда не могу, этот, кажется, последний.
– Тогда оставайся со мной. Мы можем снять номер в одном из лучших отелей Лондона.
Он еще сильнее сжимает мою ладонь, и в его взгляде мелькает отблеск, давно вычеркнутый мной из воспоминаний. Я вырываю руку.
– Эдвард, я замужем.
– Ты несчастна. Иначе ты не была бы здесь.
– Неправда!
– Неужели? Я тебя хорошо знаю.
– Та версия Эмбер, которую ты знал, устарела много лет назад.
– Не думаю. Мы оба тогда все испортили, но теперь можем начать все сначала. Тогда я не понимал и не ценил того, что у меня было, зато понимаю теперь и очень хочу все вернуть. Ты, вероятно, тоже. Поэтому ты и пришла.
– Прости, если ввела тебя в заблуждение. Мне пора.
Я ухожу. Мне не надо оборачиваться, чтобы убедиться, что он по-прежнему стоит и смотрит мне вслед и что я только что совершила большую ошибку.
Давно
Среда, 14 октября 1992 года
Дорогой Дневник,
Вчера мне исполнилось одиннадцать лет. У Тэйлор тоже был день рождения, но мы провели его по отдельности. Это был стопудово самый худший день рождения в моей жизни. Все пошло наперекосяк, и я ничего не могу исправить. Очень быстро все стало ужасно, а потом постоянно становилось еще хуже. Но я не виновата, правда не виновата.
Накануне я легла спать в браслете Тэйлор, том самом, золотом, на котором выгравирована дата нашего рождения. Глупо, конечно, но таким образом она как бы была со мной рядом, и это делало меня счастливее. Утром я так волновалась от радостного нетерпения, что забыла его снять перед тем, как спуститься вниз. Какая глупость с моей стороны.
Мама велела мне сначала поесть и только потом смотреть подарки. Она только и думает, что о еде, и опять растолстела – до такой степени, что даже сделала кухонными ножницами несколько надрезов на талии лосин, потому что они стали ей слишком узки. Она увидела браслет, когда я потянулась за хлопьями, и сначала просто спокойно спросила, что это и откуда он у меня. Посмотрела на надпись и прочла ее вслух: «Моей обожаемой девочке». В день своего рождения мне совсем не хотелось неприятностей, поэтому я просто сказала, что это подарок мамы Тэйлор.
Это была такая мелкая и безобидная ложь, к тому же я пообещала Богу, что если он существует и сделает так, что мама обо всем забудет, то я на следующий же день верну браслет. Но Бога либо нет, либо в тот момент он меня не слушал. Мама будто с цепи сорвалась. Даже папа, взявший больничный и оставшийся дома, сказал, что она приняла все слишком близко к сердцу, но сделал только хуже. Мама приказала мне его снять, и я сделала вид, что вожусь с застежкой. Потом она отошла от меня, и я уже было решила, что все позади, но она вдруг направилась в противоположный угол кухни и сняла трубку висевшего на стене телефона.
