Сейчас
Пятница, 30 декабря 2016 года
Я лечу вперед ногами и только спустя какое-то время вспоминаю, что лежу в больнице. Ни двинуться с места, ни открыть глаза по-прежнему не получается, но можно заметить, как над головой, будто в длинном тоннеле, едва уловимо меняется свет.
От яркого к темному, а потом наоборот.
До меня доходит, что меня куда-то везут прямо на кровати. Не знаю, что это означает, и хочу, чтобы мне кто-нибудь объяснил. Мысленно задаю вопросы, но на них никто не отвечает:
Меня переводят в обычную палату?
Мне лучше?
Я умерла?
Избавиться от последней мысли не удается. Вполне возможно, покойник так и должен себя чувствовать.
Не знаю, куда меня везут, но здесь явно тише. Кровать останавливается.
– Ну вот мы и на месте. Мое дежурство подошло к концу, но совсем скоро вами займется сменщик, – звучит чей-то незнакомый голос.
Он разговаривает со мной, будто с ребенком. Но я не против. Раз он со мной говорит, значит, я жива.
Спасибо.
Он выходит, вокруг становится тихо. Слишком тихо, будто чего-то не хватает.
Вентилятора легких!
Меня от него отключили, трубки в горле теперь тоже нет. Меня охватывает паника, но тут же я осознаю, что я могу дышать и без него. Рот закрыт, однако легкие регулярно пополняются кислородом. Я дышу сама. Я иду на поправку.
Звучат шаги, меня касаются чьи-то руки, вновь становится страшно. Затем поднимают с кровати, я боюсь, что меня уронят. Потом кладут на что-то прохладное. Поверхность холодит кожу сквозь сорочку. Я неподвижно лежу на спине, вытянув вдоль тела руки и глядя в никуда, не способная выйти взором за рамки собственного тела. Меня оставляют в покое, вокруг тихо как никогда. Но так продолжается недолго.
Штуковина, на которой я лежу, приходит в движение, меня опять катят, только на этот раз головой вперед. Тишину пронзает неприятный звук, напоминающий приглушенный механический крик. Я не понимаю, что происходит. Как бы там ни было, очень хочется, чтобы это прекратилось. Громкое, непонятное жужжание будто становится ближе. Наконец все заканчивается.
Я едва замечаю, как тело вновь окутывает чуть более яркое сияние. Механические звуки сами по себе превращаются в детский плач, что намного хуже. Кожа ощущает влагу, и я вдруг понимаю, что обмочилась. Пакета, в котором собирался мой жидкий стыд, теперь нет, меня душит запах мочи, я опять отключаюсь.
Из непроглядной черноты в смутный полумрак меня возвращает свист. Ненавижу, когда свистят. Я опять лежу на кровати, кто-то толкает меня ногами вперед по нескончаемой веренице длинных коридоров. Над головой вновь мелькают тени, будто наверху работает конвейер из электрических лампочек. Кровать останавливается и поворачивает. Так повторяется еще несколько раз. Вперед-назад, вперед-назад – я будто превращаюсь в пылесос, пытающийся вобрать в себя собственную грязь. Мы резко останавливаемся. В то же мгновение прекращается и свист.
– Прошу прощения за беспокойство, но вы не могли бы напомнить мне, где выход, – говорит пожилая женщина, – вечно я здесь блуждаю.
– Не переживайте, в этом лабиринте со мной такое тоже бывает. Возвращайтесь обратно, потом поверните направо. Там увидите выход на парковку для посетителей, – произносит голос, который у меня нет никакого желания слышать. Я говорю себе, что это не он, что у меня просто разыгралось воображение.
– Благодарю вас.
– Всегда пожалуйста.
Это он. Я уверена – это тот самый мужчина, который пичкает меня снотворными. Он опять начинает свистеть, и это пробуждает к жизни давно забытое воспоминание. Когда мы были студентами, он тоже любил насвистывать. Но если тогда это меня раздражало, то теперь пугает. Я говорила себе, что ошиблась или что-то перепутала, но теперь последние сомнения, питавшие надежду, развеялись как дым. Человек, который меня здесь держит, – Эдвард. Теперь я знаю это точно. Только не знаю, зачем.
Кровать опять приходит в движение, меня охватывает паника. Куда он меня везет? Его наверняка должен кто-нибудь остановить, но тут я вдруг вспоминаю, что он здесь работает. Вряд ли кому в голову взбредет задавать вопросы врачу, который везет куда-то пациента. Принято считать, что доктора помогают людям, а не причиняют им вред.
Зачем ты со мной так поступаешь?
Наконец каталка останавливается, и на смену свисту приходит кое-что похуже. Я слышу звук закрываемой двери.
– Ну вот, мы опять вместе. Вдвоем – только ты и я.
Недавно
Пятница, 23 декабря 2016 года, после полудня
Предполагалось, что отмечать в ресторане Рождество перед каникулами наша команда отправится в полном составе, однако сейчас в наших рядах не хватает двоих: Мадлен и Мэтью. Учитывая разбушевавшийся в социальных сетях шторм, меня это совсем не удивляет, тем более что к этой истории проявили интерес и другие вещательные компании. Интервью целиком выложили на «Ютубе», и хештег #ФростВЖопе в «Твиттере» побил все рекорды популярности, хотя и по несколько иным причинам, чем раньше. Интересно, у нее было время прочесть последнее письмо с угрозами в свой адрес, которое я сунула ей в сумочку? Ну да ничего, причин для беспокойства нет, это подождет.
Мадлен и Мэтью сейчас на седьмом этаже, обсуждают с хозяевами радиостанции антикризисные меры. Даже не представляю, как эта история для кого-то из них может обернуться счастливым концом. Мэтью сказал нам отправляться на обед без него. Он заказал нам столики в итальянском ресторане, ведь над фрикадельками в томате всегда витает дух Рождества, ага.
Хозяин ресторана пугающе рад нашему приходу. Нас ждет один длинный стол, накрытый будто для средневекового пиршества. Сервировку дополняют салфетки, хлопушки и бумажные короны. Все решают оставить Мэтью место во главе стола, надо полагать, как начальнику нашего разладившегося коллектива. Я устраиваюсь в самом конце, поближе к выходу, и на мгновение испытываю облегчение, когда рядом со мной на свободное место опускается Джо. Слава богу, она здесь.
– Вино россо? – спрашивает подруга и тянется к стоящей на столе откупоренной бутылке здешнего домашнего вина.
– Спасибо, но мне что-то не хочется. – Она недовольно кривится, но я даже Джо не могу сказать правду, не убедившись во всем окончательно. – Со мной все в порядке, просто вчера вечером я немного перебрала.
– С Полом?
– Нет, с одним старым другом.
– У тебя есть друзья, кроме меня?
– Да, есть, – говорю я и тут же понимаю: это уже не так. В нынешнем году мы получили даже меньше рождественских поздравлений, чем я написала сама.
Чтобы привлечь мое внимание, одна из продюсеров протягивает мне хлопушку. Я улыбаюсь ей, хватаю край сверкающей золотой бумажки и с силой тяну. Но ничего не происходит, и мы обе хохочем. Я дергаю сильнее, на этот раз хлопушка выстреливает, заставляя меня подпрыгнуть на месте, хотя это совсем не стало для меня неожиданностью. Выигрыш за мной. Я надеваю на голову бумажную корону и читаю шутку, написанную на вывалившейся из хлопушки бумажке:
