Некоторые становятся призраками еще при жизни.
Недавно
Рождественский сочельник 2016 года, после полудня
По возвращении домой мне все не удается унять дрожь в руках. Клэр я оставила на рождественской ярмарке, просто ушла, не оглядываясь. Небо отяжелело от набухших дождем туч, и мне хочется только одного – оказаться дома, навеки отгородиться от мира, от своих заблуждений и ошибок.
Я вытаскиваю из сумочки ключи и понимаю, что вместо своих случайно прихватила связку Пола. Такая небрежность совсем не в моем духе. Нужно успокоиться, взять себя в руки, собраться с мыслями. Переступив порог, я тут же испытываю облегчение. Прислоняюсь спиной к двери, усилием воли замедляю бег мыслей и стараюсь унять учащенное дыхание. На мгновение закрываю глаза, желая обрести ясность мышления, но когда открываю их, в голове по-прежнему остаются вопросы. Очень трудно увидеть то, чего нет.
Оказавшись в прихожей, сдираю пальто, вешаю его на плечики и наклоняюсь, чтобы снять ботинки.
– Я дома, – безрадостно сообщаю я.
Без ответа.
Развязываю шнурки на втором ботинке.
– Пол?
Тишина.
Я никогда не любила чужих прикосновений. Я приучила себя не уворачиваться и не отстраняться, но все-таки всегда считала, что бессмысленно держаться за человека, которого тебе рано или поздно придется отпустить. Однако сейчас мне бы хотелось, чтобы меня кто-нибудь обнял. Мне бы хотелось схватиться за кого-нибудь и дать ему схватиться за меня.
Язык обожжен глинтвейном, мне хочется пить, поэтому я направляюсь на кухню и наливаю стакан воды из-под крана. Опрокидываю в себя холодную жидкость, оглядываюсь по сторонам и тут же замечаю неладное. Ставлю стакан на стол и смотрю на плиту. Крайняя левая ручка сейчас в неправильном положении. Я с опаской поворачиваю ее до конца, будто она сама собой может выкрутиться обратно прямо у меня на глазах. Смотрю по сторонам в поисках объяснения и чувствую прилив злости на Пола, именно сегодня проявившего такую беспечность. Слышу в соседней комнате скрип половицы и выпускаю бурлящий внутри гнев наружу.
– Ты не выключил плиту! – ору я в пустоту и бегу вглубь дома в поисках кого-нибудь, на ком можно сорвать раздражение.
Однако Пола нигде нет. Я замираю как вкопанная в гостиной – совершенно пустой, если не считать огромной нарядной елки в углу. Утром ее не было, в этом году мы договорились не заморачиваться с украшениями, но вот она здесь, высокая, вся усеянная крохотными белыми мигающими огоньками. Почти на каждой ее ветке висят игрушки, которые мы с Полом покупали все эти годы: миниатюрная коричневая сумочка из Нью-Йорка, крохотный нефритовый ангелочек из Новой Зеландии, кружевной снеговичок из Германии. Раньше мы так много путешествовали и теперь – теперь мы снова так будем делать, раз у Пола новая книга. Я не могу сдвинуться с места, завороженная свисающими с веток воспоминаниями, и вдруг понимаю, что улыбаюсь, хотя на меня никто не смотрит, улыбаюсь просто потому, что мне радостно. Гирлянду надо выключить – я читала, что если она слишком долго горит, это может стать причиной пожара, дома не раз выгорали дотла.
Со второго этажа доносится скрип половицы, и пока ноги несут меня вверх по ступенькам в поисках Пола, я пытаюсь стряхнуть с себя последние остатки раздражения. Он сделал хорошее дело, поэтому плохое ему надо простить. Я возвращаюсь обратно в нашу спальню и в этот момент замечаю, что в ней что-то неуловимо изменилось. Пристально оглядываю комнату и обнаруживаю, что дверцы шкафа, от которого у нас всегда одни проблемы, немного приоткрыты, хотя им всегда полагается быть плотно закрытыми. Дыхание учащается, руки покрываются мурашками, призывая к бдительности, но я убеждаю себя, что это просто глупость. Подхожу, чтобы закрыть их, и вдруг вижу, что мои вещи кто-то трогал – они висят совсем не так, как им положено. Я всегда вешаю их на плечики по размерам и цвету, для этого у меня есть своя система, и сейчас она нарушена.
Что-то не так, теперь в этом нет никаких сомнений.
Я не выдумываю.
Я замираю на месте и прислушиваюсь к малейшим звукам. Ничего. Крадусь по лестничной площадке и заглядываю в двери, страшась того, что могу там увидеть. Даже собственное дыхание кажется мне чересчур громким. Я останавливаюсь у двери в ванную. Теперь, когда я смотрю внимательно, я замечаю, что аптечка чуть приоткрыта, а полотенца не образуют ровную линию, которую я предпочитаю им придавать. Пол никогда бы так не сделал, зная, что меня это привело бы в ярость. Здесь был кто-то еще.
Клэр.
Она вполне могла на это пойти, чтобы наказать меня и преподать урок. Не понимаю, как она успела добраться сюда раньше меня и как попала в дом без ключей. Я задерживаю дыхание до тех пор, пока мысли не начинают задыхаться, пока не приходит уверенность, что их никто не услышит.
Надо найти Пола. Я должна убедиться, что с ним ничего не случилось. В этот момент я слышу его шаги внизу, вероятнее всего, он был в саду и теперь вернулся в дом. Чувство облегчения так сильно, что я оставляю второй этаж в непозволительном беспорядке и устремляюсь вниз по лестнице. Мне так нужно увидеть его. На кухне, где я ожидала его найти, никого нет. Возвращаюсь обратно по коридору в гостиную, изображаю на лице улыбку и распахиваю дверь, которую, если мне не изменяет память, за собой не закрывала.
На елке опять горят огни, но, войдя в комнату, я замечаю совсем другое. Первым делом я замечаю Эдварда. Он сидит на диване и смотрит на меня с таким видом, будто я назначила ему свидание и он меня ждет, будто человеку из далекого прошлого вполне нормально сидеть в моей гостиной. Мне хочется пронзительно закричать, и еще сильнее – убежать прочь. Эдвард улыбается
– Привет, Эмбер. У тебя усталый вид, почему бы тебе не присесть?
Давно
Понедельник, 21 декабря 1992 года
Дорогой Дневник,
Сегодня папа поставил елку. Она не настоящая, сделана из пластмассы и даже не наша, а Бусина и дедусина, хотя я не думаю, что они стали бы возражать. У нее какой-то странный зеленый цвет, будто она потускнела и теперь хочет стать серой. Мне разрешили ее нарядить. Гирлянда не горит, подарков под елкой нет, но она все равно мне нравится. Когда я закончила, Джо сказала, что смотрится хорошо. Мне нравится, что она все делает со мной за компанию.
Папа устроился на новую работу, что могло бы стать хорошей новостью, но все же не стало. Его новая работа находится в Уэльсе, и это совсем не близко. У них там даже другой язык, слова в котором будто произносятся задом наперед, папа дал мне послушать кассету. Тэйлор сказала, что они как-то ездили в Уэльс на каникулы и что там говорят и по-английски тоже, но у меня все равно нет ни малейшего желания там жить.
Есть три чрезвычайно важные причины, по которым нам не надо переезжать в Уэльс:
1. Мне опять придется идти в новую школу.
2. Мне будет очень не хватать Тэйлор.
