…
– Так, мы сейчас поднимаемся и ее забираем. Вы едете домой.
– Так, стоп, – сказал Сапаров, начальник смены разведчиков, – у нас задание на нее до послезавтра выписано.
– Ну, можете тогда отпуск маленький себе устроить, лады?
Сапарову это не понравилось.
– Я вам два дня чисто закрою, идет? Ну, вот и все.
Двое, Белый и Березовец, выбрались из машины и пошли к подъезду.
– Гнилое дело, – сказал один из разведчиков.
– Замолчи.
– Я по их делу проходить не собираюсь.
– Сказано – завали!
Элина же занималась готовкой.
В Москве еще до всего этого она почти не готовила… перекусывала что-то или ходила в ресторан, благо желающих пригласить было хоть отбавляй. Но теперь ей нравилось готовить. Как нравилось и все, что ее теперь окружало, – большая квартира и даже елка во дворе, живая, которую можно нарядить на Новый год.
Тусовки, вечеринки – все это казалось каким-то далеким, тем, что было не с ней. Равно как и ее смешные попытки найти мужчину – она просила у подруги пропуск в Думу, чтобы дефилировать по коридорам, в надежде на то, что на нее клюнет какой-то депутат.
Все это кончилось разом, и кончилось страшно, когда в один прекрасный день мертвые пошли по земле есть живых…
Когда они первый раз поехали в Завьялово, она в первый раз причастилась и исповедовалась, у нее была страшная истерика, она рыдала в машине, наверное, час. Потому что многое поняла. Отец Александр сказал ей: «Господь отпускает грехи всем. Даже разбойник, висевший на кресте рядом со Спасителем, спасся, потому что уверовал. Уверовать никогда не поздно».
Она окончила институт, получила полное медицинское образование, на которое в Москве не обращала особого внимания, и начала лечить людей.
Однажды ей пришлось застрелить человека. Обратившегося.
Помог снова отец Александр, он сказал, что человек – образ и подобие Божие, а ходящий труп – есть порождение зла. И не убий – не значит не защити.
Вот так они и жили.
Элина хотела бы нормальной, законченной семьи, ребенка, но этому препятствовали два обстоятельства. Муж все время был в разъездах. И она никак не могла забеременеть – следствие ее московской жизни. Лечилась, но пока ничего не выходило.
Но скоро все должно было измениться. Саша поставит завод и, вероятно, будет заниматься им, а не ездить в Новгород…
Звонок.
Первым делом она протянула руку к сумочке. Потом вспомнила – в прихожей на шкафу, – заряженный «Моссберг».
Или с Сашей что-то?
Она вышла в прихожую. Посмотрела в глазок.
– Кто там?
– Элина Викторовна, ФСБ.
Сердце ушло в пятки, она открыла дверь. На удостоверение внимания почти не обратила, хотя отметила – действительно, этот человек из спецслужбы. В ее жизни не было никого, кроме людей из больницы, с завода или из спецслужб… сейчас вообще люди жили замкнуто. И сотрудника спецслужбы от ряженого она отличила бы.
– Саша уехал…
– Элина Викторовна…
– Да… проходите.
Она провела их в большую комнату. Оттуда был выход на одну из двух лоджий – такую большую, что она была почти как отдельная комната.
– Что-то случилось?
…
– Да говорите же!
– Видите ли…
– Да хватит уже намеков!
Незнакомый фээсбэшник развел руками.
– Есть проблемы. С группой… в общем, мы бы хотели продолжить разговор.
– Я никуда не поеду, пока вы мне не скажете, что с Сашей.
…
– Он жив?
– Да… но, возможно, в плену. Мы с ним связывались…
Они не сказали…
Элина улыбнулась… вспоминая, что она все-таки женщина и от того, насколько она будет убедительна, зависит, будет она жить или нет. Внизу живота появился холодный комок… она вспомнила, как ее похитили и что ей пришлось пережить в рабстве. Она давно дала себе зарок – больше этого не будет.
– Хорошо… можно… я только сумочку… деньги возьму.
«Фээсбэшники» переглянулись. Майор подумал – удача сама в руки прет.
– Только быстро, если можно.
– Да-да…
Элина вышла из комнаты в широкий коридор. Так, теперь налево. Спальня.
Майор показал подчиненному – за ней. Тот пошел.
Капитан полиции Березовец не успел немного. Совсем чуть-чуть.
Он, как и майор, подумал – фартит им сегодня, и с…у эту по кругу пустим и бабло раскидаем… только фарт у него на сегодня кончился, только он этого не понимал. И, вообще, фарт кончился навсегда.
Он увидел, как телка берет с полки книгу, и не удивился – многие держали деньги в книгах. А в следующее мгновение телка повернулась – у нее в руке был пистолет.
– Руки!
– Ты чо, с…а?! – он протянул руку, попытался вырвать пистолет.
Ослепительно-яркая вспышка – и темнота.
Белый тоже не просек – он никак не думал, что молодая врачиха, живущая с депутатом, наверное, из-за денег, будет стрелять. Он подумал, что это Березовец выстрелил, а он мог, потому что с мозгами у него совсем туго было, мог все что угодно сотворить.
– Ты что творишь!?
Выскочил в коридор, успел увидеть ноги лежащего на полу Березовца… руку с пистолетом – больше ничего не успел, так как словил три пули, две из них попали в голову. И упал в коридоре…
Теперь быстро!
Элина потянула на себя лямки лежащего на высоком шифоньере рюкзака… он свалился на нее, как тонна кирпичей, больно ударил по лицу. В обнимку с ним она бросилась к выходу… дверь была открыта, она кое-как всунула ноги в тренировочные кроссовки, не застегивая, открыла дверь на лестничную площадку, прислушалась… едва слышно, но слышно.
Идут!
Она поднялась на пролет выше и спряталась там, где мусоропровод… время есть, хотя совсем немного, совсем. Вжикнула молнией, потянула за ремень и вытянула на свет божий АКМ. Дерево и сталь, рукоять из рыжего реактопластика. Семьдесят пятый год… апофеоз брежневского социализма… пуск КамАЗа… падение Южного Вьетнама… политика детанта… заключительный акт Хельсинкского совещания Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе, признающий и закрепляющий нерушимость послевоенных границ. Детские сады… жилье… дороги… первые Вазы на дорогах…
Кто-то мог себе представить, чем все кончится?
Длинный черный магазин… это уже новодел. Он на сорок патронов, но патронов там тридцать, это чтобы пружину не перегружать. Зато снаряжать не надо, он снаряженный лежит как аварийный. Переводчик в среднее положение – автоматический огонь. Присоединить… затвор резко на себя… от себя… как можно тише… услышат! Включить прицел… сзади две кнопки… на обе. Ага, загорелся…
