Я не была девственницей, но отличалась большой разборчивостью в своих связях, и как только я оказывалась с парнем в постели, мне стоило непомерных усилий расслабиться и испытать удовольствие. Но с Дэниэлом все было по-другому. С ним я чувствовала себя в безопасности.
— О, это так трагично, — сказал Дэниэл, улыбнувшись и приподняв одну бровь. — Хочешь повторить?
Увидев его сейчас, после двухнедельной разлуки, я испытала те же ощущения, что и в нашу первую ночь. Я несколько минут крепко прижималась к нему, пока он наконец не поставил меня на пол. Он поцеловал меня, прижался лбом к моему лбу и прошептал:
— Как все прошло?
Мы в эти две недели постоянно обменивались сообщениями, но это было не то же, что разговаривать лицом к лицу.
— Я, вероятно, прибавила десять фунтов, но в остальном все в порядке.
Я отступила от него на шаг и похлопала себя по животу.
Все то время, которое я провела с родителями, я заставляла себя не вставать на весы, не желая портить себе настроение.
— Ты выглядишь такой же, какой и была, — заверил меня Дэниэл.
Он знал о моих прошлых проблемах и помогал мне не сходить с выбранного пути. Он понимал, что выбором карьеры я обязана желанию сохранить баланс, физический и умственный — сосредоточиться на том, чтобы быть здоровой и сильной, а не только худой. Его это волновало не так сильно, как моих родителей, которые опасались, что, став специалистом по спортивному питанию, я буду ходить по волоску между болезнью и выздоровлением.
— Тебе стоит заглянуть в свой холодильник, — сказал Дэниэл.
— Что? Зачем?
— Просто посмотри.
— Что ты сделал? — спросила я, направляясь в крохотную кухоньку в другом конце студии. Открыв холодильник, я обнаружила, что все полки забиты припасами, которых хватит на целую неделю. Там были мои обычные блюда — запеченный цыпленок, коричневый рис, салат из капусты, пакеты с нарезанными овощами и коробочки с греческим йогуртом.
— Детка, — сказала я, поворачиваясь к Дэниэлу. — Ты не был обязан делать это.
— Знаю, но мне захотелось. Я прикинул, что ты будешь слишком уставшая, чтобы что-то готовить сегодня вечером, так что, когда отправился за покупками для себя, я прикупил еды и тебе.
Дэниэл придерживался диеты не так строго, как я, но любил здоровую пищу, так что нам легко было найти общий язык в том, что касалось питания. Но, в отличие от меня, он каждую неделю устраивал себе «разгрузки», позволяя себе съесть чизбургер или целую пиццу пепперони. Но он постоянно занимался в тренажерном зале, поэтому на его весе такие отступления не сказывались. Не то чтобы мне было важно, как он выглядит. Он мог весить триста фунтов, и я все равно любила бы его.
— Ты так добр ко мне, — пробормотала я. — Клянусь Богом, моя мама нарочно готовила все, что я ела, с дополнительным количеством масла.
— Сомневаюсь, — сказал Дэниэл. — И помни, главное — умеренность, верно?
Я кивнула, подумав при этом, что хотя Дэниэл и понимал природу моей болезни, он не переживал это вместе со мной, как делал Тайлер. Поэтому до конца понять меня не мог. Он не видел меня, когда я выглядела как скелет, когда моя кожа была натянута на ребрах, а участки тела, соприкасавшиеся с одеждой, были натерты до красноты. Он не видел меня, когда я была на краю смерти. И сейчас, независимо от того, что я почти выздоровела, я знала, что анорексия останется частью меня, как цвет волос или рост. И мне нужно быть осторожной, чтобы снова не скатиться в болезнь.
Я встречалась с Дэниэлом уже больше месяца, когда поделилась с ним своей историей. Я рассказала, что мои проблемы с питанием начались очень рано. Так как при рождении я весила всего три с половиной фунта, я была на искусственном вскармливании, которое должно было поднять мой вес. Позже, когда я начала ходить, вместо молока мне давали высококалорийные питательные коктейли. Моя мать добавляла мне в рис масло, а в макароны — жирные сливки и сыр. И каждый вечер, стоило мне лишь выразить желание, мне давали на десерт мороженое.
И я все равно оставалась крошечной и худенькой по сравнению с другими детьми. Так что, когда мне исполнилось пять лет и я должна была начать ходить в детский сад, родители решили оставить меня дома еще на год, чтобы дать мне возможность подрасти. И когда я наконец пошла в школу, это их решение привело к тому, что я была самым старшим и в то же время самым субтильным ребенком в классе.
— Осторожнее с Эмбер! — часто кричала во время занятий миссис Бенсон, учительница физкультуры в младших классах. По просьбе моих родителей она не позволяла мне принимать участие в более активных играх, таких, как футбол или вышибалы, а вместо этого разрешала мне сидеть за ее столом и читать или рисовать, пока не кончится урок.
Другие дети, в особенности девочки, часто завидовали мне из-за такого особого обращения. «Хотела бы я быть такой крошечной, как ты», — часто говорили они мне. И мало-помалу я начала чувствовать себя так, словно я была особенной, немного важнее остальных детей из-за моего размера.
Но в шестом классе все изменилось. Я оставалась самой невысокой девочкой среди сверстниц, но за несколько месяцев превратилась в самую толстую. Это произошло так, словно кто-то щелкнул выключателем. Все дополнительные калории, которыми меня закармливали в течение многих лет, мгновенно стали превращаться в жировые клетки. С каждой неделей мое тело словно распухало, я округлялась и быстро вырастала из своей одежды.
— Не беспокойся, — говорила мама, когда ей приходилось отправляться со мной по магазинам за новыми вещами. Мой гардероб теперь в основном состоял из юбок и брюк на резинке и бесформенных, скрывающих живот топов. — Ты подрастешь, и все придет в норму.
— Но я не хочу быть толстой! — отвечала я, памятуя о том, как она всегда жаловалась на свой вес.
Мама постоянно сидела на какой-нибудь диете — низкокалорийной, или высокобелковой, или просто только на морепродуктах. Но это не приносило должного результата. Она теряла и снова набирала все те же двадцать фунтов, проклиная свой плохой метаболизм и вздыхая всякий раз, когда опять приходилось надевать «толстые джинсы», как она их называла.
— Радость моя, ты не толстая, — как-то сказала мне она. — Просто у тебя переходный возраст.
Я кивнула ей, но вес, который я набирала, наводил на меня панику. Мне казалось, что внутри моего тела образовался надувной шар, который распирал меня, заставляя одежду трещать по швам и разрушая то, из-за чего я чувствовала себя особенной. Если я стану такой же, как все, или даже толще, я стану обыкновенной, чего я никак не ожидала.
А спустя год после этого разговора с мамой, за несколько дней до того, как я познакомилась с Тайлером, я стояла напротив зеркала, которое висело на двери в моей спальне, рассматривая отвисший живот и мечтая о том, чтобы можно было взять ножницы и отрезать его.
— Отвратительно, — пробормотала я.
