— Я слышал, что ты работал вчера на той аварии с бензовозом.
— Верно. — Я сел на стул напротив него и глотнул кофе, который обжег рот. Я закашлялся. — По-моему, на этой аварии работали все пожарные расчеты, да? Я решил, что ты помогаешь тушить машины.
— Ты решил правильно. — Он в упор посмотрел на меня. — Чего ты не знаешь, так это того, что один из моих парней доставил к вам с напарником обгоревшего мужчину. И что он видел, как ты вместо того, чтобы делать свою гребаную работу, чуть не шлепнулся в обморок.
Я застыл на месте, не донеся чашку до рта, и заставил себя посмотреть ему прямо в глаза.
— Все было не так плохо, — сказал я, защищаясь. Выволочка от отца была самым последним, что мне было нужно в этот момент.
«Тебе больше не тринадцать лет, — сказал я себе. — Ты не должен мириться с этим дерьмом».
Отец прищурил глаза.
— Не так плохо, да? Ты сразу же бросился помогать? И не стоял там сложа руки, оставив раненого лежать и корчиться от боли? Как, по-твоему, я себя чувствовал, когда мне сказали, что мой сын ведет себя как кисейная барышня?
Я резко поставил чашку на столик, не обращая внимания на то, что горячий кофе расплескался.
— Какого дьявола это имеет отношение к тебе? — грубо спросил я.
— Самое прямое, потому что то, как ты облажался, отражается на мне.
— А, понятно, — сказал я, сжимая руки в кулаки и стараясь побороть нараставшую во мне ярость. Я не мог поверить, что у него хватает наглости критиковать меня подобным образом. Хотя, возможно, мог. Именно это он всегда и делал. Отчаянная ненависть к нему, которая копилась где-то в глубине души годами, охватила меня. И мне захотелось обвинить его во всех грехах, которые он когда-либо сделал. Я хотел, чтобы он заплатил за них. — Всегда ты и только ты! Только о себе и о том, чего хочешь ты. И никогда о маме или обо мне. Неудивительно, что она развелась с тобой!
— Не знаю, чего ты накурился, сын, но этот номер не пройдет. Это я развелся с ней. А теперь она не может вынести того, что мне не приходится мириться с ее выкрутасами, чтобы трахнуть кого-нибудь.
Он с таким самодовольством посмотрел на меня, что мне с трудом удалось удержаться и не ударить кулаком по его ухмыляющейся физиономии.
— Ты омерзителен, — сказал я тихо. — Ты думаешь, что я тебе завидую в том, что ты спишь с этой шлюхой, с которой путаешься? Ты думаешь, что я ревную?
— Я думаю, что ты готов сделать что угодно, лишь бы залезть под юбку к твоей распрекрасной Эмбер.
Я мрачно посмотрел на него, сжав челюсти.
— Не говори так о ней.
Он наклонился вперед, поставив локти на колени и сплетя пальцы рук, и ухмыльнулся.
— Я видел, как ты пялишься на девчонку. Как ты всегда смотришь на нее. Ты отдал бы одно свое яйцо, чтобы заполучить эту куколку. — Он покачал головой. — Это у тебя не пройдет. Не с такой барышней, как она. Ты слишком труслив для того, чтобы повести себя по-мужски, а не бегать за ней, как собачка. Тяв-тяв-тяв.
— Заткнись, — сказал я со всей яростью, на которую только был способен. Я поднялся и ударил кулаком по столу. Меня сотрясала дрожь, когда я указал ему на дверь. — Убирайся!
Он не пошевелился. Вместо этого он потянулся за кофе и сделал еще один глоток. А потом снова поставил чашку и посмотрел на меня.
— Что, по-твоему, сделает твой капитан, когда услышит, что ты опростоволосился? Этот твой напарник, может, и станет держать язык за зубами, но он не единственный, кто видел, что произошло. — Он сделал паузу, потом встал с места, не сводя с меня взгляда. — Я полагаю, что тебя заставят пойти к вашему мозгоправу. Или отправят в отпуск. Ты можешь даже потерять работу, если они узнают, что ты такой трухач.
— Тебе лучше уйти, — прорычал я. Меня сжигала ненависть. Я не мог поверить, что этот человек, единственный, с которого я должен был бы брать пример или к которому мог бы обратиться за помощью, угрожал разрушить мою карьеру ради собственного эго. Потому что считал, что моя ошибка может плохо отразиться на нем.
Он сделал несколько шагов по направлению к выходу, положил мясистую ладонь на ручку двери и обернулся.
— Знаешь что, сын? — спросил он, глядя на меня через плечо. — Я рад, что ты решил не быть пожарным. Потому что как я ни старался, я так и не смог сделать тебя сильным. Просто у тебя нет ни грамма мужества.
И прежде чем я успел ответить, он вышел, хлопнув дверью. Я не шевелился, и его слова все еще звучали у меня в голове. Я прислушивался к своему затрудненному дыханию и к шуму отъезжающей машины. Пойдет ли он к капитану, чтобы рассказать, как я сплоховал, или он просто играл со мной? Работа была всем для меня. Я был счастлив помогать людям, оказавшимся в трудных обстоятельствах и нуждающимся во мне. И я был счастлив, имея такого напарника, как Мейсон, который учил меня всему. Я тяжело работал, чтобы занять это положение, и я боялся, что сейчас, когда наши отношения с Эмбер были лучше, чем когда-либо, нависшие надо мной неприятности, а может быть, даже и увольнение, отправят ее прямо в объятия Дэниэла.
Я беспокоился из-за случившегося, но больше всего, стоя в тишине с бешено колотившимся сердцем, я боялся, что отец, может быть, знал меня лучше, чем я сам. Что все ужасные вещи, которые он сказал, все болезненные обвинения, в конце концов могли оказаться правдой.
Эмбер
— Ну, давай же, папа! — сказала я, останавливаясь и оборачиваясь к нему. Он был примерно в двадцати футах позади меня. — Ты сможешь это сделать!
Было около трех часов дня, Четвертое июля. День выдался солнечным и теплым после сильного дождя, который прошел ночью. Я убедила отца прогуляться со мной, а теперь пыталась уговорить его пробежать часть пути до дома. Это помогло бы улучшить его метаболизм, направив силы организма на сжигание жира в течение всего сегодняшнего дня.
— Я рад, что хоть один из нас так считает, — выдохнул он, сильно размахивая руками, чтобы догнать меня. Его круглое лицо раскраснелось, черные волосы стали влажными, а лоб покрылся капельками пота. Но хотя его дыхание и было затрудненным, он все еще мог говорить без особых усилий, так что я знала, что не заставляю папу делать чрезмерные усилия.
— Ну вот, молодец! — сказала я, когда он поравнялся со мной. — Ты это сделал! А теперь мы можем пройтись и немного остыть. — Я похлопала его по спине и улыбнулась. — Горжусь тобой!
Он нагнулся, упершись руками в колени и с трудом переводя дыхание.
— Разве не должно быть наоборот? Это я должен гордиться дочерью.
— Я уже взрослая, — возразила я спокойным голосом. При такой небольшой нагрузке я даже не вспотела.
— Взрослая? Ни в коем случае. Ты все еще моя малышка, — возразил он, выпрямляясь и вытирая пот со лба, — и настоящий командир, похоже.
