Я покачала головой, все еще не в силах побороть чувство вины, которое испытывала при воспоминании о том, как сама заводила его.
— Вы ни в чем не виноваты, — продолжала Ванесса, серьезно глядя мне в глаза. — Да, вы были пьяны. Вы могли поцеловать его. Все в вашем поведении и в ваших словах могло означать «да», но в тот момент, когда вы передумали, когда вы отказались от своего согласия, либо физически пытаясь бороться с ним, либо просто сказав ему «нет», он уже совершал преступление. Тот факт, что вы были пьяны, означает, что вы были не в состоянии дать согласие, так что даже если вы не пытались бороться или не говорили «нет», а он все равно занялся с вами сексом, это квалифицируется как изнасилование.
Ее слова вызвали глубокий отклик в моей душе. Я раньше никогда не задумывалась над тем, что то, что я была пьяна, означало, что я не могла дать своего согласия. Тайлер наверняка знал об этом. Он должен был сознавать, что в том состоянии, в котором я была, он не имел права делать то, что он делал. А вместо этого он воспользовался моей слабостью. Он проигнорировал просьбы остановиться, позволил мне бороться с ним и плакать, а потом все равно занялся со мной сексом. То, что Ванесса квалифицировала его поведение как изнасилование, почему-то показалось мне несколько отличным от того, что говорила моя мама. Может быть, они обе были правы.
— Решите ли вы пойти в полицию или нет, — сказала Ванесса, — вы все равно имеете полное право испытывать ярость из-за того, что с вами сделал Тайлер. Испытывать страх и боль и в некоторые моменты хотеть умереть. И я здесь, если вы захотите избавиться от всех этих запутанных чувств. Вы просто должны дать мне шанс.
Пока она говорила, мои глаза наполнялись слезами, и на этот раз я не смогла сдержать их.
— Это все не имеет значения, — хрипло сказала я. — Никто не поверит мне. Все считают его славным малым. Он парамедик, и он спасает жизни людей. Он никогда никому не причинял боли.
— Это вы так считаете, — сказала Ванесса. — И, Эмбер, он же причинил боль вам. В мире полно кажущихся славными парней, которые нападают на женщин. Парней, у которых нет правильного отношения к женщинам и сексу в целом. Они считают, что имеют право на секс, и они причиняют боль женщинам и даже не подозревают, что делают это. И все это из-за того, что мы не учим наших мальчишек, как не стать насильниками.
Я подумала о родителях Тайлера. О целой веренице женщин, с которыми путался Джейсон в течение многих лет. И о грубых и сексистских замечаниях, которые он всегда делал в присутствии сына, и о том, как постоянно давал ему почувствовать, что сын никогда не оправдает его ожиданий. Я подумала о Лиз, и какой бы милой она ни была, ее всегда больше волновали ее собственные нужды, а не нужды Тайлера и не разговоры с ним о том, какими должны быть здоровые отношения между мужчинами и женщинами. Я была уверена, что ни один из его родителей ни разу не поговорил с Тайлером о том, как не изнасиловать женщину. Я это знала точно, потому что, если бы такой разговор состоялся, он, несомненно, рассказал бы мне об этом. Я сомневалась, что многие родители проводили такие беседы со своими сыновьями. Наподобие бесед, которые проводились с девочками о том, чтобы они не шли по ночам к своей машине в одиночестве, не одевались «провокационно», когда шли на свидание с парнем, чтобы у того не возникло «неправильной идеи».
— Мужчина не обязательно должен быть злодеем, чтобы совершить сексуальное насилие над женщиной, — сказала Ванесса. — Большинство насильников выглядят совсем не так, как это нам представляется, — это не монстры с грязными лохмами, которые выпрыгивают из кустов и держат своих жертв связанными в подвалах. В большинстве случаев это чьи-то вполне благополучные отцы, мужья, братья или сыновья, но то, что они делают с женщинами, — это чудовищно. И только то, что Тайлер «славный», не означает, что он не способен на насилие. Он явно способен на него, в противном случае вы не сидели бы здесь и не разговаривали бы со мной.
— Но какой резон идти в полицию, если его все равно не посадят? — спросила я. У меня в голове все перепуталось.
— Я не говорю, что вам следует это делать, — ответила Ванесса. — Я буду счастлива просто помочь вам здесь, в этой комнате. Но могу сказать вам, что работала со многими женщинами, которые проходили в точности через то же, что и вы. И некоторые из них приняли решение подать жалобу властям, несмотря на то, что знали — надежды посадить насильника очень малы.
— Мне это кажется бессмыслицей, — сказала я. — Разве большинство женщин в конечном счете не получают еще большую травму из-за нашей судебной системы, когда им приходится снова и снова переживать случившееся? Им приходится отвечать на вопросы об их сексуальной жизни, и их репутации втаптываются в грязь? Какой смысл проходить через все это, если насильник в любом случае остается ненаказанным?
Все мое тело болело, в точности так же, как в тот момент, когда Тайлер скатился с меня. Я чувствовала режущую боль между ног так же, как люди испытывали фантомные боли после ампутации. Всякий раз, когда я позволяла себе думать о том вечере, все возвращалось — я была в этом незнакомом доме, спотыкаясь, спускалась по лестнице, в отчаянии пытаясь придумать, как мне добраться до дома. Я не хотела больше вспоминать об этом. Я думала, что со мной теперь все уже в порядке. Но сейчас я с надеждой ждала, что Ванесса скажет, что существует другой путь. Что у нее есть волшебная формула, с помощью которой она соберет меня по частям: я хотела, чтобы она помогла мне снова почувствовать себя цельной.
— Дело в том, что для некоторых женщин это своего рода катарсис, когда они рассказывают свою историю властям. Это дает им шанс снять с себя часть вины и переложить ее на человека, который на самом деле заслуживает этого. И, что гораздо важнее, это влечет за собой составление протокола, так что если их обидчик хотя бы еще раз поступит так с другой женщиной, у той будет больше шансов быть воспринятой серьезно, а ему будет грозить реальный срок.
Я никогда не задумывалась над тем, что Тайлер мог уже проделывать что-либо подобное с другими девушками. Я не рассматривала тот момент, что он может сделать то же самое снова, в будущем, с другой девушкой. Полное осознание этого накрыло меня, и я поняла, что должна что-то предпринять. Я знала, что поход в полицию принесет больше боли мне, чем ему. Должен был существовать другой вариант. Другой способ заставить его заплатить за все. И если я и была уверена в чем-то, так это в том, что бесконечные обсуждения его поступка и моих чувств в офисе психотерапевта не помогут в осуществлении этого замысла.
Тайлер
Стоял теплый сентябрьский день, с вечеринки Четвертого июля прошло почти три месяца, и мы с Мейсоном в кои-то веки работали в дневную смену, замещая парамедиков, которые свалились с острым фарингитом. Мы только что купили обед в передвижном ресторанчике, когда по рации пришло сообщение. Нас просили приехать в местный парк, где десятилетний мальчик просунул голову сквозь прутья кованого металлического ограждения и не мог вытащить ее обратно.
— Как, черт возьми, взбрело в голову ребенку проделать такое? — спросил я, когда мы выбросили остатки нашего обеда в мусорное ведро и направились к машине.
