— Не знаю, что ты хочешь сделать, но дай мне уйти: я ничего не скажу, я даже не знаю, кто ты такой, я с тобой не знаком. Просто дай мне уйти!
— Меня зовут Люка Сультье, — объявил Люка, словно вынося приговор.
— Нет! Черт, я не хочу знать твоего имени. Я в любом случае ничего не скажу, клянусь тебе…
Держа пистолет в руке, Люка засунул в него обойму, потянул назад затвор и дослал в ствол патрон. Пока что ничего сложного, он тренировался. Отошел на три шага, прицелился, нажал на спусковой крючок и с оглушительным звуком выстрелил, заставив разлететься кирпичи. В комнате прозвучал смех приговоренного, который тот издал, пуская сопли и хлюпая носом. Полный отчаяния смех того, кто уже считает себя мертвым. Искаженные слова из обезображенного рта тем не менее были достаточно понятны, чтобы поразить Люка.
— Болван… даже стрелять не умеешь… давай, я жду… давай… давай…
Тон его голоса постепенно сделался умоляющим:
— Давай… давай… пожалуйста, давай…
Люка подошел на шаг и трижды выстрелил, всадив в грудь три пули. Самой качнулся назад и упал спиной в теплые угли, подняв серую тучу пепла. Ногой Люка толкнул стул в глубину камина, затем поднял свою жертву, крепко схватив ее обеими руками за воротник. Теперь тот восседал в центре в своем красивом белом свитере, испачканном пятнами крови.
Люка вышел из дома и снова появился с пятилитровой канистрой бензина.
* * *
Несмотря на слишком большое количество ошибок, осуществить первую часть разработанного плана ему удалось. В будущем все следует делать проще. Убийство доставило ему удовольствие — но произошло оно в уединенном доме. Какая жестокая нехватка публики, какое отсутствие признания, если на этом и остановиться!.. Но Сультье, по сути дела, уже все продумал. Картины должны были стать диптихом. Одна часть посвящена тем, кто низвергнул его сестру в ад. Другая — полицейским, которые попытались заставить ее исчезнуть. Ему не хватало только театральности и возможности известить прессу. Это досье им не удастся стереть.
От четырех выстрелов в голове у него еще звучало назойливое посвистывание, будто не переставая зудел комар. Раздев Франка Самоя, он снова развел огонь в камине.
* * *
Несколько часов спустя от его гостя мало что осталось. Люка осторожно завернул тело в плотное покрывало и загрузил его в багажник «Ауди». В следующей части его плана фигурировал заброшенный особняк, еще раньше замеченный им в Пре-Сен-Жерве. Весь путь Сультье проделал с открытым окном, не в силах отделаться от грязного ощущения запаха горелой кожи прямо на языке.
50
Главная проблема, связанная с Бебе Кулибали, состояла в его росте. По приметам, данным Франком Самоем, его было нетрудно опознать — настолько тот производил впечатление единственного взрослого в мире детей. Столкнуться с ним лицом к лицу Люка было немыслимо из-за риска быть буквально раздавленным в лепешку. Следовало увезти его в другое место, но при этом поточнее оценить его вес, чтобы правильно рассчитать дозировку.
* * *
Он позаботился о том, чтобы разделить свои покупки между двумя разными аптеками: в первой взять инвалидную коляску, во второй — эфир, хоть продажа этого средства и требовала рецепта врача. Старая Марго была известной и постоянной его потребительницей. Из-за постоянных заказов снотворного, антидепрессантов и всего, что поддерживает на плаву даму преклонных лет, она единственная могла бы обеспечить прибыль обеих аптек. Люка оставалось придумать предлог в виде собаки, которую мучают клещи, и мужчина в белом халате больше не задавал вопросов сыну, выложив на прилавок эфир в маленькой голубой бутылочке, в качестве бонуса улыбнувшись и пожелав доброго дня.
* * *
У себя в комнате, совершенно измотанный, он снова закрыл один из многочисленных медицинских учебников своего старшего брата. Гаэль Сультье тоже покинул семейные владения, уехав как можно раньше и как можно дальше. После смерти отца у него остались лишь молчание матери и ее несбыточные надежды на младшего сына. Вместо того чтобы окружить заботой тех, кто был ему самыми близкими людьми, он предпочел делать это для чужих — на другом континенте, с дипломом аптечного лаборанта в кармане. Уехать для Гаэля было жизненно важно, даже несмотря на то, что он яснее ясного сознавал: Люка может воспринять это как второй отказ от него, вторую потерю. Нехватку чувств и горе младший брат направил на Камиллу — и, безусловно, задушил бы ее ими, как подушкой. Затем и она тоже оставила его, унеся с собой то, что у него оставалось от чувств, оставив его почти опустошенным…
Он положил экземпляр «Лекарства. Общий обзор» на другой учебник, именуемый «Аптечная фармацевтика, рецептуры и технологии». Теперь все дозировки были у него в голове. Люка сложил книги в принесенные с чердака пыльные коробки с вещами, которые брат оставил после отъезда. Вспомнил, что в свое время спросил себя, почему и его не положили туда вместе с остальными ненужными вещами…
* * *
Бебе Кулибали получил на мобильник текстовое сообщение, когда ужинал вместе с матерью, братьями и сестрами. Рагу из цыпленка, бамии
[36] и риса с арахисовым соусом. Все по-сенегальски — в широких, как следует наполненных тарелках.
новая девочка — хочешь попробовать?
Мать обратила на него взгляд, а младший братишка, насмешник, издал «там-тадам».
— Месье Бебе, никаких мобильников за столом.
— Извини, мам.
Эсэмэска пришла от Франка, наркомана, который сам по себе ничего не значил, но раньше поставлял ему интересных кандидаток — мелких наркошек для вечеринок в стиле порношика, чтобы принести их в жертву на алтаре порока. Люка надеялся, что предложение вызовет у Кулибали желание заявиться на генеральную репетицию одному. Бебе ответил, набирая слова прямо за столом:
Его было легко найти. Большинство подвалов в домах пригородных поселков пусты и открыты. Закрыть подвал на ключ — значит спровоцировать его обнос. На 55-м на единственном был висячий замок. Так как все знали, что им пользуется Кулибали, никто не рисковал даже приближаться: это означало бы напроситься на объявление войны.
Люка вошел в тесный подвал номер 53 и подождал. Через приоткрытую дверь он мог удостовериться, что его гостя никто не будет сопровождать. Снова проверил свой электрошокер. С отрывистым звуком электрического разряда голубоватая арка соединила два конца шокера — арсенал Восточного вокзала, восемьдесят евро, модель в розовых тонах, подходящая женщинам. Продавец уточнил, что это оружие четвертой категории, подлежит лицензированию, продать просто так нельзя. Купюра в сто евро, положенная на прилавок в дополнение к первоначальной цене, заставила его сэкономить красноречие и резко прервала лекцию о законах, касающихся ношения оружия.
