— Недостаточно крови вокруг раны, особенно на этом уровне. Судя по всему, «смертельный удар» был нанесен уже после смерти.
На боковой стороне шеи четко просматривались два маленьких прокола размером с зубчики фуршетной вилки или острые клыки.
— Даже если в этом нас, похоже, хотят убедить, кровь вытекла не отсюда.
Ее взгляд привлекла красная полоска на уровне паха. Рукой в перчатке она слегка отодвинула мягкое бедро.
— Широкий разрез бедренной артерии, вот что самое вероятное. Скорее всего, его полностью опустошили за период времени от четырех до семи минут. Полная бледность кожи, отсутствие цианоза
[37].
За ней в комнату последовал начальник бригады криминалистов.
— Слово, которое сейчас сорвется с вашего языка, — гиповолемия, или обескровливание.
Заинтригованная, Леа повернулась к нему и бесхитростно улыбнулась:
— Нет, я собиралась сказать «вампиризм», как и все.
Снаружи здания, еще не известная журналистам, Маркван смогла пробиться сквозь них, чтобы отойти подальше и во второй раз отправить послание на автоответчик Коста, находившегося с самого ее прибытия вне зоны доступа.
54
— Боюсь, с этим не все так просто, Кост. Ночь не для всех была спокойной.
— То есть?
— К этому я сейчас перейду. Этим утром в четыре тридцать сосед Жордана Полена обнаружил его мертвым, полностью лишенным крови, перелитой в банки и убранной в холодильник. У него рана в паху, дыра в сердце и два прокола на уровне горла.
Перед глазами Коста мельтешили три слова. Зомби, самовозгорание и вампир. Прямо-таки «зет-муви»
[38] авторства Эда Вуда
[39]. Капитан — арестованный и бездействующий — был обречен на бездействие. Однако он знал, что сумасшедшие, которые кричат о своем выздоровлении, как правило, получают двойную дозу оболванивающих таблеток. Произносить слово «ловушка» тоже без толку — нет, его должен произнести сам Абассиан. Он молился, чтобы у полицейского из отдела внутренних расследований мозги оказались включены.
— Что вы думаете о свидетеле, который выкладывает вам имя виновного и его мотивы?
Абассиан был удивлен, что Кост решился вести в танце, и в качестве снисхождения согласился поиграть в его игру.
— Думаю, что заинтересовался бы, как и тем, на кого он доносит.
— Точно. Я тоже не особенно люблю, когда мне подносят выводы на блюдечке.
Дверь кабинета открылась, и полицейский в форме поставил на стол две чашки кофе. Через полуоткрытую дверь Кост заметил группу любопытных коллег, делающих вид, что смотрят в какую-то другую сторону, а не подслушивают под дверями. Может быть, Кост не был полицейским века, но он был достаточно известен, и его задержание не стало для мира полиции незначительным событием.
— Сахар у вас есть?
— Нет, извините.
Кост начал к этому привыкать. Он сделал глоток теплого жиденького кофе и продолжил:
— Во-первых, кража из опечатанного помещения в отделе наркоконтроля. Триста граммов «кокса» — хороший пакет для продажи. Затем, я думаю, анонимный звонок, благодаря которому вы знаете точное время, когда я буду беседовать с Поленом. А фотографии могли доставить, чтобы еще меньше вас утомлять.
Абассиан не реагировал, приглашая его развивать свою мысль.
— Этим утром вы устраиваете небольшую экспедицию, реквизируете служебных собак из кинологической службы, и в то мгновение, когда ломитесь ко мне в дверь, Полену пускают кровь. Быть в наручниках, застегнутых за спиной, на глазах десятка полицейских в своей квартире — неплохое алиби, как, по-вашему?
— Вы могли бы кому-то это поручить.
Кост рассмеялся. Такой аргумент он мог бы и сам выдвинуть, находись капитан сейчас с другой стороны стола.
Хоть и приглушенный стенами, разделяющими два кабинета, голос прозвучал отчетливо и громко:
— Черт, а ну сними эти дерьмовые наручники; я такой же полицейский, как ты!
Узнав знакомый голос, Кост иронично заметил:
— Не знаю уж, что там у вас, но если позволите дать совет, не стоит снимать наручники с лейтенанта Скалья.
Абассиан начинал чувствовать горький вкус интриги. У полицейского, сидящего напротив него, почти безупречное досье, за исключением выговора за неповиновение, и это как раз успокаивало. Кост умел сопротивляться, а девственно-чистые карьеры — у бесхарактерных полицейских. И хотя начальник отделения не имел полного доверия к кинологам, чтобы с их помощью прижать уважаемого капитана, он никак не мог обвинить служебных собак в снисходительности за то, что они не обнаружили в его доме ни миллиграмма кокаина.
Но важнее был тот человечек, с кем он столкнулся накануне в лифте. Люсьен Мальбер. Одно его присутствие делало правдоподобными все воображаемые махинации.
— Ну и что же? Вы были бы пойманы в ловушку?
— Думаете?
— Кем?
— К сожалению, оставаясь пришпиленным к этому стулу, выяснить это я не смогу.
* * *
Все же потребовалось куда больше, чтобы Абассиан согласился учесть весомые основания для сомнений во всем этом деле. Допросы участились, без конца повторялись одни и те же вопросы. Когда наступил вечер, задержание Коста было отменено, и его известили о временном отстранении. По мнению отдела внутренних расследований, это время было необходимо, чтобы отделить истинное от ложного, и Косту следует провести его без служебного оружия, без удостоверения полицейского и без права вступать в общение с членами своей группы, а также до нового приказа прибыть в этот кабинет.
Освобожден, но под контролем.
55
Ронан достал из пачки сигарету, прикурил ее от предыдущей и протянул Косту, выходящему из помещений отдела внутренних расследований на четверть часа с лишним позже его. В камере у Ронана было время поразмышлять.
— Не знаю, кто тебя поимел, Кост, но неприятностей ты огреб предостаточно.
— Мне жаль, Ронан, тебе не стоило быть в этом замешанным.
— Во что замешанным?.. А не пошел бы ты, капитан! Я твой напарник, и даже если это слово, похоже, для тебя имело больше смысла, когда напарником был Матиас, теперь тылы прикрываю я. Знаю, что у тебя есть веские причины держать нас в стороне. Если не ошибаюсь, это делается по большей части для того, чтобы спасти нас от больших неприятностей и спасти задницу Матиаса способом, который я пока еще не могу взять в толк.
