Грязная комнатушка. Серые стены, пол, выложенный древней плиткой. Если бы у меня была сигарета, то ее запах напомнил бы о ночах, которые я провел на корточках в дверных проемах на Янг-стрит. Трудно забыть амбре старой мочи, по которой шагают в дорогих ботинках».
Светловолосый голубоглазый Ричард Каулфилд — ему можно было дать и двенадцать лет, и двадцать — страдал синдромом Дауна. Тони не был специалистом, но встречал людей с такой болезнью. Этот случай казался ему не очень тяжелым. Определенно не настолько, чтобы держать ребенка взаперти. Хотя парень полагал, что за последние сто лет понятие «тяжелый» изменилось. Кстати, Фостер уже выяснил, что Крейтон Каулфилд был злобным психом, и не собирался забывать об этом.
Ричард обхватил колени, раскачивался и плакал. Босые ноги выглядывали из-под полосатой бело-голубой ночной рубашки. Время от времени он вытирал нос о ткань, натянувшуюся между коленями. Вот почему слышалось сопение.
Брианна сидела перед ним и рассказывала о том, что происходило в кладовке:
— Эш все время засыпала, потому что она полная неудачница, пока Мэйсон — актер, я тебе о нем говорила, — не перестал вести себя, как дурак. Его развязали, и тут она снова начала на нем виснуть. Самое жуткое в том, что теперь ему это вроде нравится.
«Обожание Эшли будет якорем, который укрепит неодержимую часть Мэйсона. У Мауса есть его видоискатель. У Мэйсона — фанатка. У Кейт — характер. Ли прошел через гораздо большее. Его ожидает долгая терапия».
— Пригнись. — Голос Брианны оборвал размышления Тони. — Ты слишком высокий и пугаешь его.
Тони присел на корточки и поздоровался:
— Привет, Ричард.
Вместо ответа тот постарался еще плотнее вжаться в тесное пространство.
— Все в порядке. — Фостер протянул руку, думая, что мальчик отстранится.
Тони не ожидал, что короткие пальцы пройдут сквозь его собственные, не коснувшись их. Вопль отчаяния вызвал слезы на глазах Тони.
— Что случилось? — спросила Брианна.
Тони не знал, спрашивает она его или Ричарда, но ответил:
— Ему одиноко. Он сидит здесь уже очень давно.
Фостер встал на одно колено, посмотрел на пульсирующую метку на своей ладони, ухватил правой рукой левый локоть и поднял его. Пальцы Тони прикоснулись к теплой влажной щеке Ричарда, чуть погладили ее… Мальчик вцепился в них с такой силой, что помощник режиссера в буквальном смысле увидел звезды.
— Полегче, — выдохнул он.
Ричард вроде бы понял, и хватка стала не такой крепкой. Большинство звезд погасло.
— Хорошо. Спасибо.
— …сибо.
— Эй, ты умеешь говорить!
— Ришерд Кауфид.
— Это твое имя! — Брианна стукнула Тони. — Так его зовут!
— Не бить!
К удивлению Тони, девочка услышала протест Ричарда и смутилась.
— Извини.
— Все в порядке, Ричард…
— Ришерд Кауфид.
— Да. Ричард…
— Ришерд Кауфид.
«Ладно. Перепишем эпизод и попытаемся снова».
— Тебе больше не надо бояться.
«Опять слезы и усилившаяся хватка».
— Ай!
Ричард отшатнулся, но продолжал цепляться за руку парня.
— Прашти. Прашти! Не бить!
— Тони не будет тебя бить. — Брианна сразу все поняла.
Ее голос понизился, стал почти рыком. Девчонка не в первый раз напомнила Тони своего отца.
— Тебя больше никто не будет бить!
Ей невозможно было не верить, как и ее отцу.
— Не бить?
— Никогда! Тони…
— Не бить, — согласился Фостер настолько успокаивающим тоном, насколько позволяла боль. — Пошли. — Он встал и возблагодарил всех богов, которые могли его слышать, когда Ричард поднялся вместе с ним. — Пора идти.
— Куда? — спросила Брианна, а мальчик вытер нос о тыльную сторону руки Тони и доверчиво улыбнулся им обоим.
«Хороший вопрос.
Куда отправляются мертвые, если отставить в сторону религию? — На руке Тони блестел след от соплей. — Я идиот. Куда всегда движутся мертвые?»
— Иди на свет.
— Ну и штамп, — пробормотала Брианна.
— Не оставлять комнаты. — У Ричарда был обеспокоенный вид.
— Тебе и не придется этого делать. — Фостер улыбнулся, мальчик ответил ему тем же. — Все, что ты должен сделать, — это идти на свет. Он прямо здесь. Так было всегда. — Тони пододвинулся к Брианне, чтобы Ричард мог посмотреть мимо него.
— Свет. — Глаза ребенка стали шире и улыбка тоже.
— Да.
Все «повторные показы» объединяло одно — свет. Пока такое происходило, Тони думал, что это просто контраст между маленьким кругом, сияющим вокруг лампы, свечи, его монитора, и газовыми или электрическими лампами прошлого. В свою защиту он мог сказать, что в то время у него на уме были и другие вещи.
Но этот свет в комнате Ричарда оказался в точности таким же, как в «повторных показах», хотя мальчик в них не участвовал.
Он снова вытер нос и зашаркал вперед. Тони двинулся вместе с ним. Парень стиснул зубы и постарался не закричать, когда движение оттянуло его руку от тела. Фостер повернулся, свет разлился, заполнил все. На его фоне остался только силуэт Ричарда.
Это напоминало самый дешевый спецэффект в мире. Не хватало только хора женщин из Чехословакии, которые гармонично выли бы в каждом саундтреке, записанном за последние двадцать лет.
Полная танцевальная версия «Ночи и дня» не производила такого эффекта.
Тони видел только Ричарда, но чувствовал, как мимо них проходила целая толпа. Когда кто-то задевал его левую руку, ему жутко хотелось грохнуться на колени и завопить. Мальчик удерживал его на месте.
Возможно, звучали голоса, а некоторые прикосновения становились слишком интимными, но Тони не был в этом уверен. Его отвлекала боль в руке.
«Надо отвлечься.
Да, попробуй-ка, когда тем, что тебя отвлекает, является непрерывная мучительная боль, перемалывающая кости, заставляющая кипеть кровь».
Тони хотел выдернуть руку, но не мог так поступить. Ричард столько лет в одиночестве просидел в своей комнатушке, но теперь мог выбирать.
Края света начали сходиться.
— Со мной. — Мальчик мягко потянул Фостера за руку.
— Я не могу.
Ребенок дернул чуть сильнее. Это движение должно было бы причинить Тони больше боли, чем он на самом деле ощутил.
— Все в порядке. Ты больше никогда не будешь один, если сам не захочешь. Но тебе надо пойти на свет.
