— У кого-нибудь есть зеркальце? Я оставил пудреницу Тины в бальном зале.
— Честное слово, Тони, ты должен поосторожнее обращаться с чужими вещами!
— Извини.
— Эта пудреница была у меня не один год.
— Она все еще там. Ты сможешь забрать ее утром.
— Конечно. — Тина раздула ноздри. — Если выживу. Что ж, пусть даже я и хотела бы одолжить тебе еще одно зеркальце, но у меня их больше нет.
— Эми?
— Я тебя умоляю. — Она убрала за ухо пурпурную прядку с черным концом. — Я выгляжу замечательно, как сейчас, выходя из дома и весь день.
После долгой паузы Мэйсон вздохнул и вытащил маленькую серебряную пудреницу из кармана штанов.
— Мне нравится проверять свой грим, — объяснил он, протягивая парню эту штучку.
— Ты всегда чудесно выглядишь! — с чувством выпалила Эшли.
— Верно, — кивнул он.
Все следили за тем, как Тони убирал зеркальце в передний карман.
Он наклонился ближе к тесной группе и прошептал:
— Когда я уйду, выпустите голову садовника. Хочу посмотреть, как тварь среагирует на «повторный показ».
«К черту, жизнь слишком коротка».
— А Маус и Мэйсон? — спросил Зев.
Тони взглянул на актера и оператора, но так и не понял, о чем спрашивал музыкальный редактор. Мэйсон не обращал на Тони никакого внимания — деловой, как и всегда. Маус посмотрел на него сквозь видоискатель.
«Да, верно. Возможное возвращение чокнутых. Если „повторные показы“ возобновятся, не почувствует ли дом, что способен раскинуть свои силы настолько, чтобы снова овладеть чужими умами? Если Маус и Мэйсон не помнят, как низко они пали, то имеют ли право все остальные принимать решение, рискующее снова поставить этих людей под удар?
Могу ли я рисковать всеми — ведь сумасшедший Маус весьма опасен — ради информации, которая может оказаться несущественной или же очень важной?
Тут уж не угадаешь».
— Тони?
— Спросите сперва остальных.
«Благо многих! Да, как будто оно будет волновать Мэйсона».
Тони прикоснулся к твердому краю пудреницы и выпрямился.
— Итак, пойдешь? — спросил Сордж.
— Конечно, — ответил Питер, протянул руку и сжал предплечье Фостера. — Верни нам Ли. Мы не можем потерять его сейчас. Фанаты шлют ему не меньше электронных писем, чем Мэйсону.
— Больше.
Рид негодующе забрызгал слюной, а все остальные повернули головы, чтобы посмотреть на тварь, которая являлась Ли.
— Комната маленькая, а голос у Питера звучный. Ты идешь, Тони? — поинтересовался не настоящий Николас.
— Нет, — пробормотал тот под нос и развернулся. — Просто тяжело дышу. Ай! — Он хмуро посмотрел на Эми, потер больную руку. — Это еще за что?
— Сейчас не время шутить!
— Лучшего времени я не нашел. — Он взял со стола лампу и махнул ею в сторону кухни. — Пошли.
— Не хочешь остаться со мной наедине в темноте? — спросил Ли, когда за ними закрылась дверь кладовки.
— Хватит!
— Ты не думаешь, что из-за твоего влечения ко мне я мог невольно задать самому себе несколько вопросов о своем образе жизни?
— Да, конечно, — хмыкнул Тони. — Одним скачком — хоп, и гей? Я так не думаю.
— Возможно, ты себя недооцениваешь.
— Возможно, ты должен, к дьяволу, заткнуться.
Он слышал поскрипывание веревки Люси на третьем этаже, плач Карла, игру оркестра, на мгновение замечал каждый звук, который почти сразу снова становился фоновым.
Дверь в подвал была открыта. От воспоминания о прикосновении к ручке левую руку Тони свел спазм, и новая боль выжгла из нее еще немного онемения. Со слезящимися глазами Тони решил, что пословица «Без боли ничего не получишь» — самая глупая мантра, которую он когда-либо слышал. Утверждение, будто волшебник в состоянии ощущать энергию, — полная лажа.
Когда он пошел за Ли вниз, в подвал, свет лампы как будто сомкнулся вокруг них, не в силах развеять кромешную темноту. Старые доски скрипели под ногами, пока Тони старался не отстать и не упустить Ли из виду.
Плеск, раздавшийся, когда Фостер ступил на бетонный пол, оказался слегка неожиданным. Как и вода, начавшая просачиваться в его ботинки. Видимо, Грэхем Бруммель не шутил, предупреждая, что подвал затоплен.
«Отлично. Поскольку об этом знает Ли, твари тоже известно, что, бросив обнаженные провода в воду, можно получить суп».
Тони начал поворачиваться обратно к лестнице, прежде чем осознал, что именно он делает. Ему не хотелось становиться супом. А кто пожелал бы испытать такое?
Шорох, раздавшийся наверху, привлек его внимание, и Тони поднял лампу. Свет едва достиг верхушки лестницы. Рука садовника, стоя на запястье, продемонстрировала ему средний палец.
«Похоже, они не выпустили голову.
Хорошо, однако, что я не слышу ни Карла, ни оркестр. Тишина просто чудесная. Мышцы расслабились, а я и не осознавал, что они были напряжены».
— Холодок по спине, Тони?
— Да. И холодные мокрые ноги.
— Ты в полной безопасности. Я не хочу делать тебе ничего дурного.
«Это не Ли, а большой, жуткий, злой лжец», — напомнил себе Тони.
Левой рукой он осторожно сжал ручку лампы, правой вытащил из кармана пудреницу Мэйсона и тихонько открыл ее большим пальцем. Фостер едва не обмочился, когда рука Николаса сжала его локоть.
— Подойди ближе.
— Я как раз собирался.
— Ты все еще стоишь у подножия лестницы.
— Знаю! Я же сказал, что иду!
Он глубоко вздохнул, возненавидел собственный дрожащий выдох и разрешил Ли увлечь себя вперед.
В подвале пахло плесенью, старым деревом и мокрыми камнями.
Один раз Тони споткнулся о кусок отколовшегося бетона, но Ли удержал его на ногах. Николас так сжал левую руку парня, что тот испытал чертовскую боль, но это было лучше, чем упасть и погасить лампу.
— Спасибо.
— Как уже было сказано, я не желаю тебе ничего дурного.
— Я тебя не благодарил.
Это позабавило тварь, которая даже возразила:
— Нет, благодарил.
— Поцелуй меня в задницу. — Тони ничуть не забавлялся.
Свет лампы отражался в воде и слегка оттеснял тьму. Достаточно, чтобы видеть Ли, если не весь подвал. При данных обстоятельствах Тони не испытывал особого счастья, глядя на Николаса, но ему было приятно знать, что тот здесь не один. Конечно, Ли и без него находился в приятной компании.
