Чем больше времени Дэриэн проводил с Мэрайей, тем большую тайну она для него представляла. И эту тайну Дэриэну не терпелось разгадать.
Умом он не желал этого. Не желал, чтобы его очаровала женщина, да так сильно, что он не мог думать ни о чем и ни о ком, кроме нее!
Не желал постоянно представлять себе, как занимается с ней любовью. Его напрягшаяся и пульсирующая плоть свидетельствовала, что и теперь ему хочется того же самого. Заняться любовью. С Мэрайей.
Возможно, если он это сделает, если увидит ее погруженной в муки сладострастия, если поймет, что она лишь женщина из плоти и крови, со своими чувственными желаниями и потребностями, тогда этот голод будет утолен?
Его пальцы сомкнулись вокруг ее тонкого запястья.
– Нет причин уходить, если вы желаете остаться.
Сердце Мэрайи подпрыгнуло в груди, щеки запунцовели. Она подняла глаза и поймала на себе пылающий напряженный взгляд Дэриэна, который остановился на ее губах. Он заметил, что они тут же затрепетали, видимо, она вспомнила их вчерашний поцелуй.
Губы, которые инстинктивно раскрылись под пленительным взглядом Дэриэна. Он медленно опустил голову.
Это случилось так естественно, будто их прошлый вечер никогда не кончался. Их языки вели своеобразную дуэль, руки сплелись, их дыхание становилось все жарче, глухо отдаваясь под сводами храма. Они целовались так жадно, будто никак не могли насытиться друг другом. Не могли стать еще ближе.
Мэрайя чувствовала очевидное желание Дэриэна. Поцелуй все продолжался, их языки пили сладость друг друга, зубы нежно покусывали. Она вся трепетала, охваченная возбуждением, с ног до головы ее окатывали теплые волны. Ее грудь налилась, соски болезненно напряглись. Она почувствовала влагу у себя между бедер. Дэриэн глухо застонал.
Она ощутила, как складки в самом укромном местечке ее тела набухли, стали влажными, когда Дэриэн накрыл их рукой сквозь платье. Он прижал ладонь, безошибочно определив чувствительную бусинку, скрытую в завитках шелковистых волос. Его пальцы исследовали интимные складки, дразнили, ласкали, нажимали…
Мэрайя хотела – нет, жаждала большего! Ее возбуждение нарастало, становилось невыносимым, она запрокинула голову, широко раскрыла глаза – и в то же мгновение поняла, что смотрит на эту ужасную сцену на потолке храма.
Ей будто вылили на голову ведро ледяной воды, гася страсть и желание. Мэрайя скривилась от отвращения и прервала поцелуй. Сделав глубокий вдох, она резко оттолкнула от себя Дэриэна, но он не выпустил ее из рук.
– Я не… – Она покачала головой. – Это место заставляет меня чувствовать себя неловко.
Он вопросительно смотрел на нее сверху.
– Неловко или возбужденно?
Мэрайя задохнулась, ее охватила дрожь. Дрожь, которую Дэриэн не мог не почувствовать, ведь его руки все еще обнимали ее за талию.
– Все вместе, – сердито призналась она.
Она услышала, как Дэриэн резко втянул носом воздух.
– Я чувствую то же самое, – насмешливо откликнулся он.
Мэрайя огляделась вокруг на эротичные сценки, изображенные так живо, и так подробно. Посмотрела на статуи с искаженными в экстазе лицами. Она знала, что не сможет…
– Не здесь, Дэриэн. Я не вынесу… – Она оборвала себя на полуслове. – Стоит мне только представить, что происходило здесь на вечеринках Николсов, как дурно становится! Не сомневаюсь, сегодня вечером произойдет то же самое. – Она была сейчас так напряжена, что вздрогнула, когда Дэриэн коснулся рукой ее щеки, а потом нежно приподнял ее лицо.
Дэриэн внимательно вглядывался в лицо Мэрайи, вновь завороженный его совершенством. Через мгновение он с неудовольствием заметил знакомые тени под глазами и дрожащие губы.
Он понял, что румянец на щеках был частично спровоцирован чрезмерным эротизмом сценок и статуй.
А не его близостью, точнее, не только его близостью.
Может быть, это прозвучало бы слишком себялюбиво, но он хотел быть единственной причиной возбуждения Мэрайи, когда – если! – они наконец займутся любовью.
Он сделал глубокий успокаивающий вдох, кратко кивнул и выпустил ее из объятий:
– В таком случае предлагаю продолжить прогулку.
Мэрайя была слегка расстроена из-за неожиданно холодного согласия Дэриэна. Неужели он на самом деле хотел остаться в храме и предаться сексуальным фантазиям, вызванным фресками и статуями?
Сексуальным фантазиям, от которых кровь кипела в ее венах, а ее тело так жаждало… жаждало Дэриэна.
Только Дэриэна.
Она никогда не чувствовала подобного влечения ни к одному мужчине. Никогда не жаждала мужского прикосновения. Не желала физической близости. Не горела от одного лишь обещания удовольствия, которое дарили бы мужские руки и губы.
Пока в ее жизни не появился Дэриэн.
Она взглянула на него из-под опущенных ресниц, когда они вышли на прохладный мартовский воздух.
– Я прошу прощения, если мои слова заставили вас ожидать другого, Дэриэн. Я не могла больше оставаться в подобном месте. – Она содрогнулась от омерзения. – Это было…
– В лучшем случае неприятно и отвратительно – в худшем. – Он мрачно кивнул. – Я тоже так подумал.
– Вы так подумали?
– Ну да. Будьте уверены, я перекинусь словцом с Бенсоном на эту тему, как только мы вернемся в дом, – мрачно добавил он.
– Разве вы не разочарованы?
Его лоб прорезала морщинка.
– Почему я должен быть разочарован?
– Мне показалось тогда… я имею в виду, что… что мы, мы двое, могли бы… – Она распрямила плечи. – Я в курсе, что мужчины не очень хорошо переносят разочарование из-за несостоявшегося секса.
– Это вам от мужа известно?
– Нет! – невольно запротестовала Мэрайя и поняла, каким красноречивым мог показаться ее ответ. Она постаралась иронично улыбнуться. – Ни одному мужчине нет нужды страдать от разочарований в сексе, если у него есть жена. Ведь закон позволяет ему делать с ней что угодно, и так часто, как он только пожелает.
Уолфингэм сузил глаза:
– Были ли вы счастливы в замужестве, Мэрайя?
Она холодно посмотрела на него:
– Кажется, я уже говорила вам, что не была.
– Вообще никогда?
Она поджала губы:
– Никогда.
Дэриэн ничего не смог прочесть по ее непроницаемому лицу. Хотя это, может быть, говорило само за себя.
– Карлайл жестоко с вами обращался? – напряженно спросил он.
Она горделиво вздернула подбородок:
– Только если равнодушие можно назвать жестокостью. А что касается моего мужа, я бы не назвала его жестоким.
