— Стой здесь пять минут, — опять жестко приказал он мне — и вышел вон. Охранник выпер меня гораздо раньше. Я огляделась по сторонам. Площадь-то пустая. Но Соловей исчез…
Я шла к поезду, понимая, что ничего, просто ничегошеньки не знаю ни об этом человеке, ни о его жизни. «Ты плохо знаешь своего героя…» И что сейчас я напоследок вдруг на одно мгновение каким-то непостижимым образом вклинилась в его настоящую жизнь…
Какое-то зазеркалье…
Параллельные линии ведь не пересекаются…
И я так никогда и не попаду в его мир…
Глава 11
Я объявляю вам войну!
В этой жизни мой взгляд останавливается теперь лишь на тех глазах, в которых навстречу мчится дорога в ад…
Дорога в ад
Однажды в далекой молодости мы с одной знакомой отправились стопом в Москву. Рано утром мы вылезли из придорожной канавы на выезде из Нижнего. Очень быстро остановилась красная «девятка» с люком в крыше. Господин за рулем пустил нас в салон, не проронив ни слова. Только взглянул так, как будто прожег насквозь наши никчемные душонки…
Атмосфера в салоне была не такая леденящая, как хозяин машины. Из магнитофона громко и разухабисто наигрывал прожженный блатняк. Мне сразу показалось, что водитель просто спасался веселой заковыристой музычкой. Почти через силу пристегнув себя этой цепью к реальности. Во всяком случае, лицо его именно через силу хоть каким-то подобием мимики реагировало на особо удачные и смачные пассажи. Иначе бы он просто заледенел. Позволив своим мыслям утянуть себя куда-то очень далеко…
Я коротко глянула на крепкие руки на руле. Пальцы были все в перстнях-наколках. Я чуть улыбнулась про себя. Что, ностальгия гложет?..
Много времени прошло, прежде чем наконец-то наступила тишина. И господин все-таки остался наедине со своими мыслями. Ольга уснула у меня на коленях. Я, хоть и младшая, осталась охранять ее сон.
Мне было уже совсем не до сна. Потому что в какой-то момент начало происходить черт-те что…
Мои глаза, блуждая, почти нечаянно наткнулись на лицо водителя в зеркале заднего вида. Взгляд пробежал по нему сначала вскользь. На обратном пути задержался немного. Чуть позже был брошен как бы невзначай, но уже специально. Потом впился в открытую, в упор. И очень скоро все остальное перестало для меня существовать. Теперь я видела только это лицо. Его лицо…
Наверное, он был совершенен.
Ему было не меньше сорока пяти. Полуседые густые жесткие волосы были красиво подняты надо лбом кверху и зачесаны назад. Предельно аккуратная, гордая, благородная, свободная грива. Прическа, с которой он, кажется, не делал ровным счетом ничего. Но которая в этой жизни была уже не способна хоть в чем-то изменить свой внешний вид. И изменить своему обладателю… Через все житейские бури он так и шел — с идеальной, царственно-небрежной головой. Не могло существовать двух мнений по поводу бурь. В его волосах и теперь, казалось, свистел ветер. Я разгадала секрет его укладки…
Только самым неистовым ветрам было под силу так безупречно обтесать монументальную скалу. Так гладко отшлифовать крутейшие отвесы. Так филигранно обработать мелкие трещины. Спрессовать синий лед в глубоких ущельях до прочности и ясности алмаза… И стихнуть, любуясь созданным монолитом…
Не было ни единой черты, ни малейшего жеста, шедшего бы вразрез с его немыслимым аристократизмом. Во всем его облике была какая-то почти изысканность, утонченность. Насколько это вообще может быть сказано в отношении очень прочного, сурового, крепкого мужика. Это была внешность, которую невозможно просто на себя примерить, на нее работают всю жизнь, она идет настолько изнутри, что находиться рядом с таким человеком по-настоящему жутко. Как новобранцу рядом с генералом. Это было лицо, по которому можно было читать многотомные романы, черты, которые хотелось пить взглядом бесконечно… И это было молчание, которому можно было только с трепетом внимать, вслушиваться в него до разрыва барабанных перепонок. Ловя взглядом каждый оттенок его безмолвной неподвижности. Как ловят ученики каждое слово и каждый жест Учителя…
И он вдруг мой взгляд перехватил. Резко поднял в зеркало жесткие темные глаза, как будто его толкнули. Он наконец-то почувствовал, что стекло над его головой уже слегка дымится от моего взгляда. Почувствовал сквозь толщу непроницаемой темноты своих холодных мыслей, на дно которой уже успел уйти…
И вернулся в реальность мгновенно. С каким-то несформулированным вопросом вдавил свой полыхнувший ярко-синий взгляд в мои глаза. Вдавил, как будто выжал педаль газа. Мои зрачки уже успели срастись с его отражением, я уже не могла — и не хотела — переместить их куда-то еще. Здесь больше не было ничего, достойного внимания. И у меня было какое-то странное чувство, что я могу себе позволить смотреть на это лицо…
И в следующее мгновение он действительно вдавил педаль газа в пол.
И трасса Нижний — Москва стала дорогой в ад…
Его взгляд еще затягивал до упора удавку на моем взгляде. А машина уже отчаянно рванула вперед. Строго лоб в лоб навстречу колонне грузовиков. Он на бреющем полете по траектории пули прошел в сантиметре от тяжелого борта. Оставив далеко позади кое-как плетущуюся бесцветную беспородную машинку, давно маячившую перед нами. Он лишь на секунду отвлекся на дорогу. И снова впился глазами в меня. Теперь вопрос читался абсолютно ясно. Он яростно искал хоть тень изменений, тень испуга в моем навсегда примерзшем к его лицу остановившемся взгляде…
И дальше всю дорогу до Москвы мы ехали именно так. На сплошном двойном обгоне, практически по встречной полосе… Это была изощренная, смертельно опасная пытка. Времени у него было предостаточно, чтобы стереть меня в пыль…
Но оказалось, что я была, черт возьми, достойна своего палача. Я так и не проронила ни слова…
Даже не шелохнулась. Я едва ли пару раз холодно взглянула на стремительно летящую в лицо дорогу. А когда в очередной раз его взгляд опалил меня из зеркала — и вовсе отвела глаза с неуловимо-горьким, почти презрительным движением губ.
Не канает… Но все, что ты смог, — лишь убить меня? Это смешно… Моя эфемерная жизнь несется сейчас за его безумным автомобилем, как очумевший розовый шарик, бьющийся в воздушном потоке за головной машиной свадебного кортежа. Но даже этим он не сможет заинтересовать меня надолго…
…С тех пор для меня все, что ниже отметки «160» на спидометре, — не скорость. А эти 160 я распознаю и без взгляда на приборы. Просто, когда скорость опять чуть падает, я постфактум обнаруживаю, что только что… замолчала. Я сама не замечаю, что начинаю петь при таких скоростях. От звенящего в крови восторга…
Я равнодушно и холодно смотрела теперь чуть мимо узкого зеркала с его впечатанными в лобовое стекло жестко пылающими глазами. И знала, что хочу только одного.
