Я буркнул: «До свидания!» — и двинулся к автобусной остановке, один из парней последовал за мной. В автобусе я его хорошо рассмотрел, первым делом в глаза бросался его нос, про такой говорят — рубильник, все остальное лицо как бы подчинялось ему, ссуживаясь и вытягиваясь, словно старалось стать не основанием носа, а продолжением. Я вышел возле почты, месяц назад в ней делали ремонт и со двора был ход, этим я и решил воспользоваться, благо, носатый за мной не последовал. В окно я видел, как он с кем-то переговаривался по телефону. Под возмущенные крики почтовиков я пересек помещение и выскочил во двор, потом попетлял между гаражами и оказался возле своего подъезда.
Теперь можно было обдумать, каким транспортом мне добираться до Жердяевки. Ближайший аэродром от нее в стапятидесяти километрах, оттуда можно добраться на «Заре», но нет гарантии, что не встречу знакомых, ехать придется как раз мимо деревни Красное, где живут сестра и мама. Им обязательно доложат, что видели меня, и Николай тотчас примчится проверить, чем я занимаюсь в Жердяевке. По этой же причине отпадал и пассажирский пароход. Сергеев предупредил — в Красном не светиться, это понятно и козе.
Но выход был, в речном порту диспетчером работал мамин брат, раньше он ходил капитаном, но потом повредил руку и сошел на берег. После школы я одну навигацию проработал у него матросом. Может, он пристроит меня на теплоход, идущий в сторону Жердяевки? И я поехал к дяде.
Мне повезло, в порту под разгрузкой стоял теплоход «Можайск», через день намечался отход. Договорились с капитаном насчет питания и отдельной каюты.
Время было обеденное, и мы зашли с дядей в привокзальное кафе, взяли котлеты с макаронами и пива. Естественно, его интересовало, куда я направляюсь и почему не на пассажирском. Пришлось соврать, еду, мол, к сестре, а по пути хочу написать репортаж о жизни речников, чтоб зря не тратить отпускное время. Про Жердяевку я сказать не мог, Кукарев арендовал «Зарю» в порту, и дядя мог нечаянно проговориться.
Попрощавшись с дядей, я прошелся по магазинам, купил все необходимое (список у меня был с собой), кроме водки и пива.
Теперь, когда с транспортом было улажено, надлежало решить самое трудное — говорить или не говорить Ольге, что из-за меня ей угрожает опасность. Сказать — надолго испортить ей настроение, к тому же сундука может не оказаться вообще. Конечно, лучше было бы перестраховаться, взять ей отпуск и на время уехать. Сказать или не сказать, я думал об этом до самого вечера.
В пять тридцать в дверь позвонили и сказали — от Сергеева. Мужчина в темных очках передал мне продолговатую картонную коробку, перевязанную алой лентой, и тут же ушел. В коробке оказался футляр, в нем винтовка с оптическим прицелом. Последние сомнения отпали — я одна из фигур в игре и на карту поставлена жизнь матери, сестры и Ольги. Единственная надежда, что они не найдут сундук и игра не состоится. Но Ольгу все же нужно предупредить, я не могу оставить ее в неведении.
Я купил бордовых роз, вина и направился к Ольге. Я впервые шел к ней без приглашения и очень волновался. В первые месяцы нашего знакомства я был уверен — у нее нет другого мужчины, конечно, легкие сомнения были. Но за год многое изменилось, не застану ли я у нее другого мужчину по вызову? И вообще, как она отреагирует на мой приход, удивится, обрадуется?
Ольга не сразу открыла дверь, после того как я назвал себя, а когда все же отворила, была спокойно-равнодушной:
— Вчера ты ушел, не позвонив, ради того, чтобы сегодня так же внезапно появиться? Но, увы, ты мне пока не нужен, может быть, через месяц. Жди — позвоню.
Казалось бы, после такого оскорбления я должен был тут же уйти. Но… я был рад такому приему, Ольга явно обиделась на то, что я вчера ушел. Обиделась! Значит, ей очень хотелось, чтоб я остался.
— Меня не будет, уезжаю.
— Счастливого пути! — у нее на лице не дрогнул ни один мускул, глаза по-прежнему смотрели равнодушно.
— Меня вынуждают уехать. Отъезд некоторым образом касается и тебя… Сам того не желая, я втянул тебя в ужасную историю и хотел бы объясниться. Поверь, это очень важно.
Ольга молча отступила внутрь коридора, а затем удалилась в комнату. Я разулся и только тут заметил, что один носок рваный, у нас в родове у всех большой палец на ноге задирается вверх и протирает не только носки, но и туфли. Шлепанцев видно не было, и пришлось идти в дырявом носке.
Ольга стояла возле овального стола, касаясь рукой столешницы, бриджи и футболка, обтягивающие ее фигуру, словно слились с телом, которое я так любил. Я поставил на стол вино, положил цветы и сел на диван. Ольга, не отрывая руку от стола, медленно обошла его кругом:
— Надеюсь, ты не придумал затею с отъездом как предлог для встречи.
— Увы, — я рассказал ей о звонке Сергеева, о встрече с ним, его предложении и угрозах. — Послезавтра рано утром уезжаю.
— Но почему я? — Ольга взяла розы, поднесла к лицу, вдыхая аромат. — Почему не твоя жена или та, с которой ты спишь? Почему угрожают мне?
— Потому что жены у меня нет, а девушка, с которой я сплю, — это ты.
— Я? Разве у тебя никого нет?
— Есть. Красивая девушка Ольга.
— Тогда почему ты вчера ушел? И даже не предупредил, не позвонил.
— Я не хотел дожидаться того часа, дня, когда ты укажешь на дверь. Потому что после этого я больше не смогу к тебе прийти.
— А раньше мог?
— Раньше я думал, раз тебе хочется, пусть будет по-твоему. Но это слишком затянулось, и я не хочу больше быть приходящим.
Ольга растерянно спросила:
— Ультиматум?
— Признание.
После недолгого молчания, его хватило как раз для того, чтобы Ольга подошла ко мне, она сказала:
— Тогда признаюсь и я. Мне приятно, что я подвергаюсь опасности по причине… что я твоя женщина. Наверное, я дура, но я даже рада этому…
Я начал было приподниматься с дивана — мне хотелось обнять Ольгу, но она толкнула меня на место и села мне на колени. Я попытался ее поцеловать, но Ольга прикрыла мне рот ладонью.
— Подожди. Когда год назад ты сказал, что не сможешь больше приходить, так как не желаешь обманывать свою подружку, я готова была убить, но не тебя, а себя. Ведь сколько раз я собиралась сказать, чтоб ты не уходил, а оставался со мной, сколько хочешь, и приходил сам, а не по вызову. Но ты ни разу не попытался остаться подольше и я… я не хотела быть назойливой, не хотела навязываться.
Я поинтересовался, где шлепанцы. Ольга поначалу сделала вид, будто ищет, а потом призналась, что вчера вечером выкинула их, заодно и зубную щетку. И разозлилась окончательно, когда поняла, что больше выкидывать нечего.
— Понимаешь, только шлепанцы и щетка, я ревела от того, что нет даже твоей рубашки, майки, фотографии, чтоб было что выкидывать и рвать. Это так обидно и можно сойти с ума, если в доме нет следов присутствия любимого мужчины. Я поняла, нельзя жить, стараясь втиснуть себя в придуманные самой же рамки.
