– Воу-воу, детка, – она по-рэперски пресекла эти сладострастные грезы. – Я пока только думаю. Веди меня в свой офис, осеменитель.
– Пошли, – скис Эрик. – Только придумай другое слово.
– Донор? Благотворитель? Жеребец? Производитель? Меценат?…
– Знаешь, достаточно будет просто «Эрик».
Он провел ее мимо охраны через трехпалый турникет на лестницу. Пахло так, как пахнет в музеях или старых библиотеках. Деревом, ветхой бумагой, нафталином… Запах, который меньше всего ассоциировался у Киры с банковским делом.
– Сюда, – он указал на дверь с металлической табличкой «Белмат групп».
– Я слышала, конечно, про мировой финансовый кризис… – протянула Кира. – Но чтобы так… Слишком давно не была в банке.
– Это не банк, – нехотя произнес Эрик, не решаясь пригласить ее внутрь.
– Да ладно! Не может быть!
– Слушай, если тебе надо поржать, давай здесь. Я работаю в фирме, которая продает банкоматы.
– Ну… В целом… – Кира наклонила голову и прищурилась. – Действительно, банковская сфера. Не могу придраться. Я уже побаивалась, что банковская сфера – это банк доноров… Просто ты так профессионально предложил помощь… А что за банкоматы?
– Белорусские.
Последнее слово он произнес тихо и обреченно, пялясь куда-то в пол.
– В Беларуси делают банкоматы? И ты их продаешь? – Кира старалась выглядеть серьезной, умоляла саму себя не высмеивать первое честное признание Саакяна, но ее разрывало изнутри.
– Все в порядке, можешь смеяться, – вздохнул он.
– Нет-нет… Боже… Я не смеюсь, не смеюсь. Я серьезно… – она старательно вспоминала мамину собаку Журу, которая преставилась два года назад, дядю Федю, который заводил бензопилу и лишился пальца на ноге, потому что цепь отскочила.
Всеми силами поднимала из глубин подсознания хоть что-то грустное, чтобы не расхохотаться в лицо продавцу белорусских банкоматов.
– Где здесь дамская комната? – из последних сил выдавила она.
Знала, как важно для армянина самолюбие, но ничего не могла поделать с врожденным чувством юмора.
– Там, – махнул он раздраженно.
Видимо, она была не первым человеком, кого рассмешило словосочетание «белорусские банкоматы». Господи, вот о чем ему надо было говорить со сцены! Он бы раскатал зал, уложил штабелями на пол. Людей бы с острой икотой вывозили на машинах «неотложки». Даже после трехдневной селедки под шубой, которую Кира беззаботно съела со словами «что ей в холодильнике будет», она неслась к туалету с меньшей скоростью. Хохотала до слез, до спазмов в желудке, до боли в мышцах пресса.
– Отпустило? – Эрик встретил ее с мрачным видом.
– Не-не, – она мотнула головой. – Я в порядке. Выпила много чая…
– Здесь хорошая акустика.
– Ну не сердись! Я… Я не хотела смеяться… Ну банкоматы и банкоматы.
– Все нормально. Я привык.
Выяснилось, что Эрик работает торговым представителем. Разъезжает целыми днями по банкам и рассказывает им про чудо белорусской инженерии. И поскольку люди в финансовых конгломератах работают по большей части либо очень воспитанные, либо просто начисто лишенные чувства юмора, с подобной реакцией Эрик сталкивается не каждый день. Зато мастерски очаровывает своим баритоном и итальянским кашемиром денежных воротил, нарабатывает связи. Даже вот «Мазду» купил.
Кира посмотрела на образец банкомата, который стоял в центре офиса, как алтарь. На его фоне самолюбование Эрика выглядело крайне странно. С тем же успехом можно было рекламировать трусы ивановской текстильной фабрики на черно-белом плакате в зале ожидания аэропорта. В том самом бизнес-отсеке, где стаканчик апельсинового сока стоит как полноразмерное плодоносящее дерево.
Разумеется, вслух она этого не сказала. Во-первых, Эрик был слишком щепетилен во всем, что касалось его внешнего облика, во-вторых, любая честная работа должна заслуживать уважения. И она даже не стала спрашивать, почему он катается на «Мазде», а не на «БелАЗе».
– Тебе еще долго работать? – спросила Кира, справившись с внутренним источником яда. – Я могу подождать.
– Что-то случилось?
– Хотела поговорить… Ничего срочного.
– Подожди внизу. Я закончу быстро, спущусь минут через пятнадцать.
Он освободился даже быстрее. Обычно всегда опаздывал, а тут вдруг выскочил торопливым шагом вместо фирменной вальяжной походки с легким оттенком собственного превосходства. Видимо, мысль о донорстве не на шутку его раззадорила.
– Есть хочу, – он потащил Киру в свою машину. – Твою потом заберем.
– А что, мамонта ты по дороге не убил? – проворчала она, потому что он вел себя как пещерный человек.
Эрик выпад проигнорировал, в полной тишине довез ее до ближайшего гриль-бара и, лишь заказав гигантский оковалок говядины, немного успокоился.
– Что стряслось?
– Вот скажи, – она задумчиво разломила хлебную палочку. – У тебя на работе знают про стендап?
– Естественно.
Нашла у кого спрашивать! Удивительно, как он еще не наклеил на опытный образец белорусского банкомата свой портрет с автографом.
– И они тебе ничего не говорили? Не просили?… Ну, рекламировать?
– Я их и так целыми днями рекламирую.
– По телевизору.
– Нет. До тебя уже докопались?
– Ага, – она сломала еще одну палочку, представляя себе руку Локоткова. – Понятия не имею, как выкрутиться. Они дали повышение, и теперь требуют… Черт, Эрик, я не хочу быть проституткой.
– Не будь, – он пожал плечами.
– Вот так просто?
– А зачем усложнять? Ты шла в стендап, чтобы говорить честно. Если ты сейчас не расставишь свои условия, дальше будет только хуже. Сначала упомянуть в монологе. Потом сделать татуировку. Потом повесят тебя на билборде с пушистыми помпончиками, как девочку из группы поддержки. Ты этого хотела?
– Нет.
Пламенную речь Эрика прервал официант, и Кире пришлось выждать паузу, вяло ковыряясь в собственном салате. Никто не может встать между мужчиной и его стейком.
– О чем мы? – Саакян утер рот салфеткой, и его взгляд подернулся пленкой сытости.
– Реклама.
– Так вот. Хочешь знать мое мнение – ты должна проявить жесткость.
– А работа? Я впахиваю на них кучу лет. Одно и то же. И теперь, когда мне дали целый проект… Это моя специальность! Это то, чему я училась!
– Слушай, Скворцова. Вот скажи мне. Ты хороший компью… Программист?
– Ну уж получше некоторых, это точно.
– И почему ты думаешь, что только одна фирма готова тебе платить?
