Часть гостей прибыла в гостиницу еще накануне, часть собиралась приехать после церемонии. А в Москву взяли тех, кто уселся бы в лимузин и микроавтобус дяди Тиграна. У дверей дежурили штатные фотокорреспонденты двух газет. Не толпа папарацци, конечно, но какое-никакое внимание прессы. Папа Геворг одергивал шелковую рубашку, папа Гена ворчливо вертел вокруг шеи ненавистный галстук. Нора Альбертовна в скромном синем платье с белым воротничком, которое подошло бы скорее гимназистке, старательно отворачивалась от камер, тогда как маленькая Элинар, напротив, источала благодушие и будто бы невзначай принимала выгодные позы. Двойняшки Саакян ругались насчет того, кому где стоять и кто будет рассыпать лепестки. Катюша с многоярусной завивкой висла на плече своего «мусика» из Нижнего. Коренастого, лобастого и с челкой под линейку. И только Эрик стоял в сторонке, сунув руки в карманы брюк.
Побрился. Надо же! Побрился… А Кира так привыкла к его бороде… Она ведь только на первой взгляд казалась жесткой. А при поцелуях приятно щекотала кожу, грела, пахла его свежим одеколоном… И все-таки побрился. Может, хотел напомнить про спор, с которого все началось?
Без бороды он выглядел совсем молодым и растерянным. Кира подошла к нему, не обращая внимания на приветственные возгласы гостей. И вдруг поняла, что он волнуется. Бледнее, чем обычно, и губы пересохли… Неужели боится, что она в последний момент сбежит? Неужели она – такое чудовище, и все время заставляет его нервничать?
– Ты сегодня такая… Удивительная, – прошептал он.
Если уж армянин не смог придумать комплимента, он, видимо, и правда сильно взволнован. И Кира мягко улыбнулась и положила руку на его плечо. Именно так и делала всегда Элинар Саакян.
– Спасибо, – просто ответила Кира.
Ни колкостей, ни ехидных вопросов, почему он не подобрал слова получше. Сегодня важны были не слова, а то, что стояло за ними. А в глазах Эрика светилась нежность. Тепло. Поддержка. Только он смотрел на нее так. Только он за эти девять месяцев дал Кире все то, чего ей так не хватало в детстве. И столько же еще даст. Сможет ли она его когда-нибудь отблагодарить? Если повезет, к старости.
Какой будет их старость? Отчего-то Кира не сомневалась, что состарится рядом с Эриком. Она уже видела его лицо морщинистым, а руки – покрытыми пигментной гречкой. И это ее не пугало. Она знала – рядом родной человек. Даже если иногда он невыносим в своей самоуверенности.
Она покинула ЗАГС почти армянкой. Кира Саакян. Теперь ее примет и их семейный врач, и сделает скидку знакомый стоматолог, да и родами, скорее всего, займется двоюродная сестра Элинар.
Торжество вышло шумным и веселым. Шутка ли: пятнадцать стендап-комиков в одном помещении! Каждый тост коллег по цеху вызывал раскаты хохота. Хорошо хоть никто не додумался пошлить в присутствии бабушки Сатеник!
Во время одного из таких тостов Кира отправила мужу сообщение. Телефон тихонько пиликнул, и Эрик, слушая пожелания друга, невзначай глянул на экран.
«У нас будет дочь!» – высветилось там.
Он вздрогнул, закашлялся и поднялся из-за стола.
– Андрей, извини, но мне надо тебя прервать. Бабушка Сатеник, прости, я знаю, что ты не одобряешь публичных лобызаний. Но я должен немедленно поцеловать жену. Или все крикнут «горько», или я сделаю это в тишине.
Гости послушно проскандировали волшебное слово, а Эрик повернулся к Кире.
– Господи, как же я тебя люблю… – прошептал он, и на мгновение ей показалось, что гордый орел стендапа прослезился.
Но он не дал ей разглядеть свою слабость, а притянул к себе и впился в губы фирменным жарким поцелуем. Пожалуй, теперь ей придется начинать свои монологи иначе:
– Всем привет, меня зовут Кира, и мой муж – армянин.
