Определенные изначально границы валютного коридора в дальнейшем регулярно пересматривались, но сам принцип вплоть до дефолта оставался неизменным: Центробанк регулярно сообщал рынку ориентиры курсовой политики. До поры до времени это проходило вполне безболезненно. Но ситуация изменилась в 1996 году в ходе подготовки президентских выборов. Именно тогда началась безудержная эмиссия ГКО. Причем в начале года на рынок пустили иностранных инвесторов. И если на конец 2005 года объем рынка ГКО-ОФЗ составлял (в пересчете на деноминированные рубли) 74 млрд руб., то на конец 2006 года – уже 241 млрд руб.
Вот как описывала ситуацию тех лет в интервью «Коммерсанту» тогдашний руководитель департамента ценных бумаг и финансового рынка Минфина Белла Златкис: «В 1996 году, когда были президентские выборы, было совсем не очевидно, кто победит – Ельцин или коммунисты. Именно в этот период создалась проблема с ГКО, потому-то одномоментно на 100 млрд руб. были увеличены бюджетные расходы – нужно было профинансировать выплату зарплаты. Если помните, тогда каждый вечер по телевидению выступал министр финансов Александр Лившиц и рассказывал, в каких регионах погашены долги по зарплате. И долги эти погасили прямо перед выборами, причем исключительно за счет рынка госзаимствований. Даже не обсуждая, как это на рынке скажется. И процентные ставки тогда взлетели немыслимо. Правда, никто сегодня не может ответить на вопрос: если бы тогда не выбрали Ельцина, то что было бы с нашей страной, с ее политическим устройством, с экономикой? Не говоря уже о рынке госдолга. Но так или иначе жертвой тогда пал бюджет и бюджетная политика. В том числе и рынок госдолга».
* * *
Впрочем, до поры до времени финансовые власти могли позволить себе не придавать большого значения резкому росту объема госдолга. Конечно, увеличение расходов по обслуживанию долга заставляло делать все новые и новые заимствования, причем нарастающие в геометрической прогрессии. Так, за 2007 год объем рынка рублевых госбумаг почти удвоился, достигнув 436 млрд руб.
Однако властям удавалось затыкать бюджетные дыры – в первую очередь благодаря начавшемуся после выборов 1996 года рекордному притоку иностранного капитала. Деньги активно шли как на рынок акций, так и на рынок ГКО. Понять иностранцев было несложно. В условиях валютного коридора рублевая доходность для них практически автоматически трансформировалась в долларовую. А доходность, например, рынка ГКО в конце лета 1996 года достигала 60–80 % годовых.
Плюс к этому в 1996 году, когда иностранным инвесторам разрешили работать на рынке ГКО, их обязали при входе на рынок заключать форвардные контракты на конвертацию рублей в валюту при выходе с него. Сначала такие контракты заключались с ЦБ, а с 1997 года – с коммерческими банками. Таким образом, иностранные инвесторы получили в свое распоряжение инструмент с фактически фиксированной высокой валютной доходностью.
В итоге сложилась следующая ситуация. Завышенный с точки зрения баланса экспортно-импортных операций курс рубля вел к дефициту торгового баланса. Однако этот дефицит компенсировался положительным сальдо операций с капиталом, в результате чего сальдо счета текущих операций платежного баланса оставалось положительным, а это позволяло поддерживать высокий курс рубля. Все бы ничего, если бы при этом удавалось за счет такого рода финансовой стабилизации потихоньку решать бюджетные проблемы. Однако этого не происходило. Конфликт прокоммунистической Думы с исполнительной властью приводил к тому, что бюджеты принимались сплошь дефицитные; да и налоги собирались откровенно плохо. К тому же, сев «на иглу» легкого решения проблем с помощью наращивания госдолга, ни исполнительная, ни законодательная власть не собирались от нее отказываться.
Неизвестно, сколько смогла бы просуществовать такая система даже при благоприятной конъюнктуре мировых фондовых рынков, но ясно, что не слишком долго – наращивать госдолг такими темпами просто физически невозможно. Крах приблизило падение фондовых рынков в Юго-Восточной Азии в октябре 1997 года, после которого начался исход инвесторов с развивающихся рынков, в том числе российского.
Если за первое полугодие 1997 года только иностранные портфельные инвесторы вложили в Россию $13 млрд, то уже в третьем квартале – лишь $2,1 млрд, а сальдо текущего счета платежного баланса стало отрицательным. В четвертом же квартале инвесторы и вовсе стали покидать российский рынок. Уже ближе к концу года на денежном рынке стали случаться периодические кризисы ликвидности, ставки межбанковского кредитования взлетали до заоблачных высот.
На все это наложилось падение нефтяных цен – в 1998 году за баррель давали меньше $10; ситуация с платежным балансом ухудшилась еще больше.
Что делать в подобной ситуации, известно давно, и те же страны Юго-Восточной Азии, попавшие в тиски похожих обстоятельств, наглядно показали, что вылечить платежный баланс вполне реально с помощью девальвации национальной валюты. Но то ли у монетарных властей слишком свежи были воспоминания о «черном вторнике» (Сергей Дубинин к тому времени уже возглавил ЦБ), то ли они понадеялись на новые кредиты МВФ, то ли вообще на «русский авось» – как бы то ни было, пакет антикризисных мер, принятый в мае 1998 года правительством Сергея Кириенко, эффекта дать не успел. А ЦБ продолжал стремительно тратить валютные резервы для поддержания курса рубля.
В итоге к августу ситуация стала отчаянной. И знаменитое совместное заявление правительства и ЦБ от 17 августа, хотя и было неожиданно своей радикальностью, у ряда экспертов шока все же не вызвало – примерно с весны было понятно, что дело идет к катастрофе. Напомним, согласно документу, были расширены границы валютного коридора (верхняя выросла с 6,3 руб./$ до 9,5 руб./$, что привело к немедленной девальвации рубля), заморожены выплаты по ГКО и введен мораторий на выплаты частной задолженности перед нерезидентами – так пытались спасти банки, чей долг по форвардным контрактам после девальвации оценивался в $20 млрд.
* * *
Справедливости ради отметим, что курсовая политика российских властей в преддефолтный период имела и положительные стороны. Так, сильный рубль делал привлекательнее импортные операции российских компаний. В итоге многим из них удалось провести модернизацию производства, закупив за рубежом оборудование.
Но за все хорошее надо платить. Для широких слоев населения самым болезненным стало падение реальных доходов, вызванное инфляционным всплеском после девальвации рубля, а также банковский кризис, последовавший после дефолта.
«По сути, стране грозила гиперинфляция. Неуправляемая трехкратная девальвация рубля буквально взорвала потребительские цены. В результате реальные доходы населения в сентябре снизились на 25 % по сравнению с 1997 годом. Обесценились рублевые сбережения граждан. Многие потеряли свои сбережения в обанкротившихся банках. Резкое сокращение импорта продовольствия, медикаментов обернулось для страны острым дефицитом товаров первой необходимости», – вспоминал позднее Евгений Примаков, назначенный в сентябре 1998 года премьер-министром.
За год после августовского кризиса лицензии потеряли более 180 банков, в том числе такие известные, как Агропромбанк, Инкомбанк, «Империал», ИнтерТЭКбанк, Мосбизнесбанк, МЕНАТЕП, Онэксимбанк, Промстройбанк, Токобанк, Уникомбанк, «Юнибест». И хотя частным вкладчикам производились выплаты через Сбербанк, это были уже совсем не те деньги – их съела инфляция. Равно как и средства инвесторов, полученные ими после реструктуризации ГКО. Что касается рынка акций, то он на несколько лет впал в состояние комы.
