Вайда
Мёртон Эбби Миллс, в Суррее на юге Англии, был центром текстильной промышленности более века, когда в 1881 году Уильям Моррис приобрел эту фабрику. В молодости Моррис сменил много профессий — был священником, художником, мебельщиком, — пока не остановился на той, что в конце концов сделала его богатым и знаменитым: он начал воспроизводить готические орнаменты на тканях и обоях
[497]. Он сторонился многих из уже доступных тогда синтетических красителей, предпочитая пигменты растительного и минерального происхождения. Старея, они приобретали очень интересные патины, да и сложным средневековым орнаментам соответствовали лучше. Он любил развлекать гостей в Мёртон Эбби, демонстрируя процесс покраски мотков шерсти в глубоких чанах с вайдой. Едва показавшись из чанов, они имели практически травяной цвет и на глазах изумленных гостей меняли его сначала на глубокий цвет морской волны, а потом — на ярко-синий
[498].
Растение, обеспечивающее эту волшебную трансформацию, называется Isatis tinctoria (а проще — вайда). Это одно из 30 с лишним индигоносов — растений, способных производить пигмент под названием индиго (см. здесь). Экстракция этого пигмента из вайды — процесс долгий, сложный и затратный. Собранные листья смалывают в пасту, из нее скатывают шарики, которые затем оставляют «созревать». Через 10 недель, когда шарики на три четверти уменьшаются в размере и теряют девять десятых массы, к ним добавляют воду и снова оставляют ферментироваться. Еще через две недели вайда становится очень темной и вязкой, как смола. В ней содержится примерно в 20 раз больше индиго, чем в свежих листьях той же массы, но необходим еще один сеанс ферментации — на сей раз с древесной золой. Только после этого ее можно использовать для окрашивания одежды.
Это процесс был зловонным, требовал огромных объемов чистой воды, а полученные отходы чаще всего сливали в ближайшую реку; кроме того, он истощал почву, подвергая живущих поблизости людей риску умереть от голода.
До XIII века производство вайды оставалось уделом ремесленников-одиночек. Есть свидетельства о том, что люди были знакомы с ним с глубокой древности: листья и стручки вайды обнаружены на территории поселения викингов Коппергейт на севере Англии; известно также, что ее разводили в разных районах как минимум с Х века н. э.
[499]. Авторы-классики рассказывали, что кельты раскрашивают тело и лицо синим, либо намазывая на себя краску перед битвой, либо нанося татуировки. Татуированные останки кельтов находили и в Британии, и в России, хотя сказать, использовался ли пигмент на основе вайды, невозможно. Есть даже предположения, что слово Briton (бритт, британец) происходит от кельтского выражения «окрашенные люди
[500]».
Где-то к концу XII века перед вайдой открылись новые перспективы. Развитие технологий позволило получать более яркий, сильный и устойчивый цвет, что привлекло внимание богатых покупателей и вывело вайду на рынок роскошных, дорогих вещей
[501]. Синий цвет не подпадал под действие «законов о роскоши», определявших сословную «иерархию цветов». Таким образом, синий мог носить любой, кто мог его себе позволить. За следующий век спрос на синюю одежду постепенно превысил спрос на красную, прежний «хит продаж». Синий также использовали в технологии двойного окраса — в качестве как первичного, так и вторичного цвета — для придания стойкости краске или смешивая ее с другими цветами, например со знаменитым зеленым цветом линкольнского сукна или даже с алым (см. здесь).
Начиная примерно с 1230 года, вайду выращивали, как и марену (см. здесь), практически в промышленных объемах
[502]. Это вызвало жестокую конкуренцию между торговцами вайдой и мареной.
В Тюрингии производители марены, пытаясь дискредитировать наглого синего выскочку, заставили витражных дел мастеров раскрасить в новых церковных витражах дьявола синим, а не традиционным красным или черным
[503].
Однако все эти усилия пропали втуне. Области, где выращивали «синее золото», — такие как Тюрингия, Эльзас, Нормандия — стремительно богатели.
Между тем, закат вайды уже маячил на горизонте — в Индии, а потом и в Новом Свете открывали все новые породы индигоносов. 25 апреля 1577 года представители торговцев и красильщиков лондонского Сити отправили в Тайный совет
[504] меморандум, испрашивая разрешение на использование импортированного из Индии индиго для производства более дешевого «восточного» синего: «На сорок шиллингов, вложенных в этот пигмент, получается столько же цвета, как и на пятьдесят шиллингов, вложенных в вайду»
[505].
Подобно производителям марены прежде, те, кто вложил свои капиталы в вайду, пытались отсрочить неизбежное. Протекционистские законы вводились год за годом. Император Германии Фердинанд III в 1654 году объявил индиго цветом дьявола; французским красильщикам было под страхом смерти запрещено иметь дело с индиго до 1737 года; красильщики Нюрнберга в это время ежегодно приносили торжественную клятву в том, что они не будут использовать индиго до конца XVIII века. Против индиго развернули целую кампанию «черного пиара»: в 1650 году чиновники в Дрездене заявили, что индиго «быстро выцветает» и «портит одежду»
[506]. Все оказалось напрасно. Индиго, при производстве которого часто использовался рабский труд, всегда можно было предложить по цене, гораздо более привлекательной, чем у вайды, а стойкость у индиго при этом была существенно выше. Европейская торговля вайдой рухнула, оставив за собой опустевшие поля и разоренных купцов.
