Генри входит в ресторан, направляется в угол, садится за столик недалеко от этой парочки. Смотрит карту и заказывает что-то подошедшему официанту. Осматривается, не останавливая взгляд на сидящих у стойки журналистках.
Лесли показывает своей соседке:
— Смотри, Сами, как я буду снимать этого симпатичного бычка. Учись.
— Не удастся, он слишком молодой.
— Смеешься? Если я уйду с ним, ты меня поишь два раза.
— Но, если оконфузишься, тебе оба раза расплачиваться. Договорились?
— Заметано.
Ловит случайный взгляд Генри, как бы случайно улыбается и сразу отводит взгляд в сторону.
Генри ждал именно такой момент. Встает, подходит к журналисткам:
— Дамы. У вас бокалы пусты. Это не дело. Можно вас угостить? Что будете пить?
Лесли поворачивает к нему голову, окидывает его оценивающим взглядом с ног до головы:
— Мы сами разберемся с этим.
Отворачивается. Генри, отнюдь не смущаясь:
— Да, но мне было бы приятно угостить таких симпатичных дам.
Бармену:
— Приятель, повтори дамам, а мне виски!
Садится рядом с Лесли на табурет, оборачивается на свой стол:
— Смотрите-ка, мне уже принесли заказ. Дамы, вы не присоединитесь ко мне? По-моему, самое время не только выпить, но и закусить. Простите простому коммивояжеру настойчивость, но мне было бы одиноко сидеть за таким столом в одиночку.
Лесли, победно взглянув на Сами:
— Ну, если вы настаиваете. Кстати, подругу зовут Сами, а я — Лесли.
Генри, вставая с табурета:
— Очень приятно, прекрасные имена. А я — Генри.
За столом Генри.
Кампания не спешит заканчивать ужин.
Лесли начинает разговор сама:
— И что привело вас в наш город, Генри? Что вы здесь продаете?
— Что можно сейчас продать? Программное обеспечение. Наша фирма — пионер в области охраны секретов производства, солидные фирмы берут нашу продукцию охотно.
— Кому продаете? Я знакома с некоторыми фирмами.
— Сожалею, но это коммерческая тайна. Не имею права разглашать.
— Мы с Сами могли бы немного прорекламировать вас и вашу продукцию. Правда, Сами?
Сами неопределенно кивает. Генри в ужасе хватается за голову:
— Вот попался. Вы рекламщики? Мне реклама совсем не нужна. Наша область деятельности очень деликатная.
Лесли успокаивает:
— Не пугайтесь. Мы журналистки. Ничего не напишем, если вы не захотите. Да и работаем совсем в другой области.
Генри, с явным интересом:
— А чем вы занимаетесь?
Сами вступила наконец в разговор:
— Всякой ерундой. Где что случится, там и мы. Как гиены. Самим иногда противно.
Лесли возражает:
— Но кушать-то надо, да за квартиры платить. Вот и стараемся, разгребаем грязь.
Генри подошедшему официанту:
— Счет, пожалуйста.
На улице, перед рестораном.
Генри останавливает такси:
— Садитесь. Куда вас отвезти?
Сами отказалась:
— Я пройдусь пешком. Мне недалеко. Пока.
Улыбается Лесли. Лесли, сделав индифферентное выражение лица:
— Я посидела бы еще в тихом баре. До завтра, Сами.
Генри и Лесли садятся в такси. Сами уходит.
21:00. В неизвестном баре.
Генри и Лесли сидят в уютном уголке. Тихая музыка, не слышно, о чем они говорят. Перед ними полупустые бокалы с коктейлем.
23:00. Номер Генри в отеле.
Генри и Лесли в постели. Лесли приподнимается:
— У тебя сигареты есть?
— Не курю.
— А я люблю затянуться после секса.
Поднимается, не смущаясь, что совсем голая, проходит к столику, на котором лежит ее сумка, вытаскивает сигареты, закуривает:
— Тебе, Генри, не помешает запах?
— Не важно, кури спокойно.
— Хочется как-то взбодрить себя после этой чертовой работы: хорошей выпивкой или добротным сексом.
— Взбодрилась?
Лесли улыбается:
— Ничего. Ты мужик крепкий.
Снова улеглась на свое место.
— А чем тебе не нравится твоя работа?
— Много крови и дерьма приходится видеть. С отвратными мужиками, да и женщинами иметь дело. Ты-то чистенький. Продаешь свои программки. Небось и в тяжелые кварталы никогда не входил?
Генри, очень серьезно:
— Да, что мне там делать? Расскажи что-нибудь.
— Пощекотать хочешь нервы?
— Да нет, но хочется понять твою работу.
— На днях, двадцать девятого, мне позвонил знакомый полицейский. Сказал, что нашли свеженький труп. Естественно, я в такси и туда. Лежит труп мужчины, голова валяется рядом. Как сказал эксперт — отрублена тесаком или чем-то похожим. Но сначала его застрелили: стреляли в голову. Представляешь зрелище? Я сфотографировала, а самой плохо, мутит.
— Но как тебя полиция подпустила так близко?
— У меня там знакомые. Понимают, что мне работать нужно. Именно за такие репортажи меня в газете и держат. Но и я выдерживаю условия. Лишнее не печатаю. Что могли, они рассказали, но я опубликовала только несколько строчек. Ни фамилии убитого, ни про отрезанную голову, ни где его нашли. И без предположений, кто это сделал. Видите ли, городское начальство не хочет, чтобы межрасовые страсти накалялись.
— А что, мусульмане отрезали голову?
— А кто еще подобное практикует?
— Не знаю, откуда мне знать. И где это произошло? Ты говоришь, в газете не написали?
— Это было на Нансен-роуд. Рядом со школой «Роквуд Академия». Чистенький район, приличные дома, населенные сплошь мусульманами. Большинство — законопослушные граждане. Не худший район Бирмингема. Но в последнее время там поселилось много новых иммигрантов. И район сильно изменился. Ночью туда лучше не соваться. Что делал там мужчина, никому не известно. Но результат печальный.
— И до сих пор его не опознали?
— Как сказали мне в полиции, по документам он гражданин Нидерландов. Но из Гааги пришел ответ, что такой у них не числится. Вероятно, документы фальшивые, хотя подозрений не вызывают. И ничего из этого я не могу опубликовать. Сэр Альберт Бор, наш мэр, хоть и признал, что администрация боится обвинений в расизме, но по-прежнему требует, чтобы ничего о мусульманской преступности не публиковали.
