— Очень смешно, — не стал обижаться я, зная его нрав: — Мой-то хоть видно — в отличии твоего!
— Нет, Док, — не желал успокаиваться он: — Вот ты, как врач скажи — может Сэму нашему витаминов поесть каких, а?
— Уймись, Жбан, — положил ему руку на плечо Шнек: — Хватит, перебарщиваешь. А ты, Сэм, так и не ответил — что делать-то будем?
— Жить, просто жить, как и раньше, — радуясь смене темы — при всей своей безобидности как человека, на словах наш штурман мог быть весьма едким: — Смотрите. Флота у Империи нет. Только полицаи. То есть — противопоставить нам им просто нечего. Есть кое какие крохи, но уверен — они из своих созвездий вылезать не будут. Корпоративные силы сейчас будут свои владения стеречь. Церковники — свою паству, с орбиты, окормлять. Значит что?
— Что? — повторил он за мной, нервно теребя кончик носа.
— Значит у нас развязаны руки! Мы можем брать любые призы! Ну, почти любые. С корпами связываться, и со святыми отцами не будем — могут и по шее настучать. А вот все остальные, — не договорив, я красноречиво потер руки, демонстрируя явное предвкушение от ожидаемых охот: — Или вы забыли кто мы? Так я напомню. Мы — Братство, Новое, возрождённое Братство, и, не воспользоваться этим шансом, но то что глупо — преступно!
Следующие полгода мы занимались банальным грабежом, отдавая предпочтения не деньгам — банкноты, массово выпущенные на свободу из-под работавших без устали печатных станков, стремительно обесценивались, отчего нашими целями стали транспорта, нёсшие в своих трюмах настоящие ценности — станки, запасные части, удобрения и все то, что требовало труда, что было материальным, в отличии от нулей на бумажках или циферок на банковских счетах.
Транспорт с комбайнами? Отлично — берём! Груз стального прутка? Пригодится! Ткани? Детское питание? Цемент в мешках?
Мы тащили всё, оставляя без внимания инкассаторские транспорта, да, внезапно массово расплодившиеся корабли удовольствий, на которых дамы, не сумевшие найти себе пару, были готовы приласкать кого угодно, ради шанса заполучить вожделенную премию, ну и ребёнка, конечно — банки спермы были опустошены в течении первого же месяца действия этой программы.
И не надо думать, что я сгущаю краски — СМИ, словно сойдя с ума, продолжали нагнетать истерию, расхваливая бонусы этой программы, в угоду ей, даже Церковь, прежде, непоколебимо стоявшая на защите традиционных ценностей, пошатнулась и дала трещину признав инцест, педофилию и прочие, такие же неприемлемые нормальному человеку вещи, вполне нормальными и разрешёнными.
Единственным, но — опять же относительно, светлым пятном, на фоне всего этого, была начавшаяся травля индивидуумов, традиционно ассоциируемых с голубыми, розовыми цветами.
Не то чтобы я был ненавистником таких лиц, нет — откровенно говоря — мне было глубоко пофиг кто, как и с кем, но вот то, что эти лица постоянно лезли ко мне с экранов, навязывая свои взгляды — вот это раздражало, равно как и визг, поднимаемый в СМИ, когда кто-то из этой тусовки нарывался на адекватный ответ отдельных, частных лиц, или, что так же бывало часто — попадал под следствие Имперского суда, обвинённые в растрате, а, говоря проще — воровстве, казённых средств, благо почти вся, так называемая, творческая элита хоть каким-то боком, но относилась, или касалась, этих сообществ.
Ну а сейчас началась травля — детей же они иметь не могли? Сначала робкие призывы к очистке общества от лиц нетрадиционной ориентации, постепенно набрали силу, и, получив одобрение на самых верхах, выплеснулись на улицы потоками погромов и вспыхивавшим то тут, то там, самосудом, над отличными от большинства индивидами.
Было ли мне их жалко?
Нет. Но и злорадства, видя происходящее по новостным каналам, я не испытывал. Они получили всё то, что заслуживали — культивируя себя как нечто высшее, по сравнению с остальной массой, они закономерно оказались смыты той волной, которая, в этой массе и поднялась — всё как в природе. Да и их прежние коллеги по цеху поспособствовали — чего не придавить-то конкурента, и пригрести к себе его студии, работы и всё прочее, что потом, после творческого переосмысления и переработки, можно будет выдать за результат своих трудов.
Но — довольно об этом. В конце концов, это всё происходило где-то в Империи, и нас, по-прежнему сохранявших нейтральный статус, не касалось. У нас дела шли своим чередом — раз в неделю наш Весельчак покидал Новый Акзар в поисках добычи, и, почти всегда, возвращался с трофеем — транспортом, с трюмом, заполненным чем-то вкусным. Ну да я, об этом, уже писал выше. На расширенной площадке космодрома уже стояли без дела, с десяток транспортов, которых Дед, со своими помощниками, неспешно обшивал бронёй и обвешивал стволами.
Откуда мы это всё взяли?
С удовольствием расскажу об этом, с позволения сказать, походе.
Всё началось с того, что заболел Шнек… Нет, не так. Он не заболел физически — со здоровьем у него всё было в порядке, дело было в другом — старпом впал в депрессию…
Произошло это, ну — я это заметил — изменения в его настрое, когда мы гнались за транспортом, чьи трюмы были полны строительной техникой. Дети же подрастут? А жить им где? В общем — бум докатился и до строителей, принявшихся спешно возводить новые кварталы в старых городах, и, зачастую — строить новые посёлки и городки.
Вот за таким судном, везшим бульдозеры, экскаваторы, краны и многое другое, мы и гнались.
Его капитан, понимая, что оторваться от нас не получится, тянул время хаотично маневрируя, не позволяя нашим десантным судам — спасибо корпорации «Клинки Петерсона» пригнавшей их к нам в руки, хе-хе-хе… Не позволяя им начать процедуры стыковки и высадки абордажных групп.
На что надеялся капитан этого Вола сказать сложно — полиция, давно уже, и весьма прочно, забила на свои обязанности, предпочитая — когда их всё-таки выгоняли на патрулирование, крутиться возле кораблей развлечений, а не мотаться по пустоте в поисках нарушителей. Но, даже если бы они сюда пришли, то их шансы оказать помощь этому кораблю были близки к нулю, если и не меньше. Что они, на своих катерах с лёгкими пулемётами, могут сделать боевому эсминцу?
Ну, разве что, искорки из брони выбить, на несколько секунд отвлекая наше внимание на себя, чтобы, по истечению этого времени, расцветить черноту пространства яркой вспышкой своего взрыва.
А оно им надо?
Прекрасно понимая всю ситуацию, мы не спешили, рассматривая и этот захват не только как способ обогащения, но и как возможность лишний раз отточить свои навыки.
Так, канониры Мрака, среди которых большую часть составляли девушки — что, в свою очередь вызывало недовольное ворчание некоторых, особо суеверных ветеранов, практиковались в снайперской стрельбе, тщательно выцеливая и отстреливая легкие орудия транспортника. Пилоты десантных кораблей полировали навыки маневрирования, ну а абордажные партии ждали возможности попрактиковаться в захвате без пролития крови — вешать на себя лишние трупы я запретил. И без того, наши действия уже начали попадать в СМИ, которые, пользуясь возможностью пощекотать нервы своей аудитории свежей страшилкой, сделали из нас адских монстров, питающихся исключительно свежими трупами попавших в наши руки экипажей, умерщвлёнными наиболее мучительными способами. Мою скромную персону, так же не обделили вниманием охочие до сенсаций журналисты. Ну, то, что я — маньяк, садист и, одновременно, мазохист — меня не удивило — чего уж там. Слухи о моей нетрадиционной ориентации, распускаемые на одном канале, были нивелированы сенсацией на другом — диктор взахлёб расписывал оргию, устроенную вашим покорным слугой, на котором я, и не могу сказать, что мне это не польстило, за ночь жестоко изнасиловал около сотни девушек. Демонстрируемые в разных новостях, якобы мои, фотографии, так же не имели со мной никакого сходства, разнясь между собой — то я представал на них то в виде заросшего бородой до глаз дикаря, то в образе лысого и перемазанного кровью, маньяка, а ещё раз я был представлен публике как какой-то старец с длинной и тощей седой бородой. Больше всего моему самолюбию нравилась одна из биографий, где утверждалось, что за прозвищем «Красный Причетник», скрывается сбежавший из монастыря представитель древнего аристократического рода, засунутый туда — в монастырь, своими родственниками при дележе наследства. На сопровождавшей эту версию моей жизни, фотографии я представал в виде утончённого и утомлённого миром, эстета — красавца с густыми русыми и слегка вьющимися, волосами до плеч, пронзительно голубыми глазами и атлетического телосложения. Увидев это изображение, Жбан долго ржал и потом ещё с неделю, при наших встречах, так и норовил хлопнуть меня по животу, намекая на несоответствие оригинала представленному в СМИ образу.
