– Он знал, что его семью убил Котовский?
– Знал. Я рассказал ему это. Он выпытал, буквально заставил это сделать каверзными вопросами. Я же говорю, что от природы он обладал очень гибким и цепким умом. Кроме того, он видел лицо Котовского, видел, как по приказу атамана убивали его мать. Он на всю жизнь запомнил лицо этого человека. Думаю, узнать, кто он такой, и без моего рассказа ему бы не составляло труда.
– Что же произошло, почему он не поступил в университет?
– Старый священник умер, и Гриша сбежал. Я узнал об этом слишком поздно. Я уже не мог его разыскать. Но я все время искал… и наконец нашел. Знаете, есть очень интересный момент. Многие люди рассказывали мне о том, что Котовский надевал на себя чужое детство. Очевидно, налет на дом купца Бершадова произвел на него очень большое впечатление. Он завидовал, что у него не было такого дома и такого детства, а потому примерял чужую жизнь на себя. Думаю, Гриша Бершадов прекрасно об этом знал и ненавидел его за это еще больше. Особенно в те моменты когда Котовский рассказывал, что вырос в большой богатой усадьбе рядом с лесом на окраине Кишинева.
– Вы нашли Гришу?
– Нашел.
– В окружении Котовского, так?
– Гриша Бершадов стал доверенным лицом Котовского. Он называет себя Михаилом Нягой.
– Как вы думаете, зачем он это сделал?
– Зная Гришу, я могу сказать, что он хочет уничтожить Котовского. Что же еще?
– Как он может это сделать?
– Опутает сетью интриг, оплетет чем-то противозаконным… А потом – хлоп! И всё. Гриша Бершадов коварен. Он страшный человек. Я бы боялся его, если бы так не жалел. Но я точно знаю одно – что бы он ни сделал с Котовским, он имеет на это полное право. Не мешайте ему.
– Почему бы ему просто не убить Котовского?
– Думаю, Гриша хочет погубить его, ославить, уничтожить репутацию, разрушить всю его жизнь так, как когда-то разрушили его… Это его план. И я желаю ему успеха.
– Видите, как я была права, что в опасности не вы! – усмехнулась Таня.
– И не Котовский, если вы это имеете в виду. В опасности Гриша Бершадов. Его же поймают после всего этого, и уничтожат. А за что? Когда я думаю, что пережил этот мальчик… И он станет чудовищем, убийцей, если все-таки решит убить, а Котовский так и останется героическим красным командиром! Несправедливость этого переворачивает мою душу. Несправедливость, от которой не могу ни спать, ни жить.
Глава 24
Столкновение с жертвой. Письмо Бершадова. Нападение Зайдера. Поездка в Чабанку
В Одессу Таня вернулась под вечер. Всю дорогу обратно она просидела почти неподвижно. Мыслей не было. Ничего, кроме чувства горечи. Даже думать не хотелось ни о чем.
Любила ли она Мишку Нягу – Григория Бершадова? Таня не знала. Она испытывала к нему удивительную, светлую нежность. Ей хотелось обнять его, спрятать лицо на его груди и заплакать, изо всех сил заплакать о маленьком мальчике, так жестоко вычеркнутом из жизни. Мальчике, который весь свой ум, всю природную силу потратил на чужую жизнь, жизнь под чужим лицом, месть чужим людям – и за других людей.
Был ли он на самом деле Григорий Бершадов? Его странная личность скрывала множество имен. Он сросся со всеми, потеряв свое собственное имя. И вот эта безумная потеря личности волновала Таню почему-то больше всего.
Против воли воображение ее рисовало страшные картины. Пожар, бушующий в ночи, ржание заживо сгорающих лошадей, крики, выстрелы. Окровавленное тело ребенка, падающее в снег.
До этого момента, до знакомства с Мишкой Нягой и до настоящей истории Григория Бершадова Таня никогда не задумывалась о том, что налеты, ограбления, разбойные нападения, убийства, грабежи это не строчка в полицейской хронике, не безгласная криминальная статистика, а искалеченные человеческие судьбы. Это – реальное зло, которое уродует души людей. И непоправимый, калечащий след навсегда остается в душе тех, кого ограбили, кто стал жертвой бандита или насильника. И после этого незаживающего шрама уже невозможен путь назад.
Перед глазами Тани все время стояло лицо маленького ребенка, мальчика, который, засыпая в теплой, уютной постели, в окружении добрых и любящих людей, ждет обязательные подарки на Рождество, не зная о том, что судьба приготовила ему горе и смерть, которые превратят его жизнь в ад. Таня воровала, участвовала в налетах, но никогда не задумывалась о том, как могло отыграться все это на судьбах ограбленных бандитами людей. Эти бандитские доблести, легенды о блестящих налетах, нападениях, удали, отваге и силе были всего лишь грязью, жестоким, калечащим преступлением, которое, стоя скрытым в тени, рано или поздно готовилось предъявить свой счет.
Таня никогда не думала о жертвах, о людях. А ведь за ее собственными «подвигами», Мишки Япончика, Котовского и всех тех, кто составлял ее мир, стояли живые израненные люди, люди, которые никогда больше не смогут быть прежними. И Таня впервые в жизни ужаснулась бездне того падения, в которой оказалась по незнанию или по глупости.
Как с этим жить, зачем жить? Столкновение с жертвой изменило ее мир, заставив взглянуть на все по-другому. И Таню снедала такая невероятная тоска, слов для которой просто нельзя было подобрать.
Она пыталась отключить сознание, закрыв глаза, растворяясь в стуке колес поезда, но сделать этого она не могла.
Был почти вечер, когда, с трудом переставляя ноги, как столетняя старуха, Таня поднялась по лестнице своей квартиры в Каретном переулке. Открыла Оксана. Лицо ее было перепугано.
– Наконец-то! А я уже с ног сбилась, думая, где тебя разыскивать! – всхлипнув, Оксана почему-то вцепилась Тане в плечо. Всегда плохо переносившая прикосновения других людей и не терпящая фамильярности, Таня с раздражением отстранилась.
– Тут такое, такое… – всхлипывала Оксана.
– Что с Наташей? Она больна? – Кровь отхлынула от лица Тани, и, непроизвольно оттолкнув няньку, она бросилась в детскую. Но Наташа спокойно сидела на диване и играла со своей фарфоровой посудой. Подхватив дочку на руки, Таня стала целовать ее с такой силой, что малышка расплакалась. Лобик дочки был прохладный, температуры у нее не было.
– Да все в порядке с Натулькой-то, – снова всхлипнула Оксана, – тут письмо, которое пришло само по себе!
– Что за чушь! – хмыкнула Таня.
– Возвращаемся мы с прогулки с Натулькой, в Горсаду гуляли, а у тебя на кровати конверт лежит… И как только он в квартиру попал?
– Когда пришло письмо?
– Так только что, час назад…
– Где оно? – Тане все было ясно.
– Не трогала я дьявольщину эту! Оно как было… На кровати лежит…
Таня вошла в свою спальню, прижала конверт к губам. Только один человек мог действовать с такой наглостью, отворив бандитскими отмычками дверь в ее квартиру, предварительно убедившись, что в там никого нет… Только один… Она узнавала запах… Хотя, конечно, это была глупость, никакого запаха от конверта не было. Только воображение, разыгравшись не на шутку, могло подсказать знакомые символы. Воображение – и сердце страдающей женщины.
