— Это тебя не касается, — отвечаю я.
По правде говоря, мама ушла, когда мне было два, и, несмотря на все мои уловки, отец отказывался говорить об этом. Став старше, я поняла, что та, которой наскучило сидеть со своим двухлетним ребенком, не заслуживает моего внимания. Детские психологи сказали бы, что я вру, но я правда почти не думаю о ней. Ну, разве что иногда, когда проклинаю свои гены, из-за которых я становлюсь красной как рак после часа, проведенного на солнце, в то время как все остальные приобретают привлекательный ореховый загар. И сейчас я могу подбросить немного топлива для теории этого безумца.
— Ты по-прежнему думаешь, что это я, — говорю я. — После всего, что тебе рассказал Невилл, ты по-прежнему думаешь, что это я, потому что у меня есть приемная мама и на моей спине можно играть в «точки».
Он поворачивается ко мне.
— У меня есть другие причины.
— Психическое заболевание?
Он раздувает ноздри.
— Предательство Невилла было для меня ударом, конечно. Но, возможно, они выгнали его просто потому, что ему нельзя было доверять. И тогда это никак не мешает осуществлению моего плана, — говорит он и затем делает паузу, словно ожидая услышать аплодисменты. Но я не собираюсь ему подыгрывать.
— Где мои друзья? — снова спрашиваю я.
— Их нет! — взрывается Влад. — Они уехали! Я сказал им, что если хоть когда-нибудь увижу их снова, то сожгу заживо своими руками.
Я не двигаюсь. Если бы он действительно убил их, то сейчас не преминул бы этим похвастаться. Но Джеймс не уехал бы, не попрощавшись; он не мог так поступить. Я продолжаю молчать, и Влад с силой швыряет в меня своим дневником, так что он отскакивает и ударяется о диванную подушку. Немного погодя он откашливается и делает вид, что именно это и собирался сделать.
— Пожалуйста, Софочка, открой страницу с закладкой и прочти вслух подчеркнутый раздел.
Я дрожащими пальцами поднимаю дневник и начинаю читать раздел, который не успела посмотреть вчера:
— И дитя Мерво было смертно и неуязвимо для вампиров. Были те, кто думал, что это...
— Можешь остановиться, — говорит он и, наклонившись, вырывает дневник у меня из рук. — Видишь?
— Вижу что?
— Я не могу на тебя повлиять, — говорит он. — Я всегда думал, что «неуязвимость» значит только то, что ребенок был смертным от рождения, но теперь я вижу, что это доказательство. Я чувствую, как мелькают твои мысли, но не могу их поймать.
Я чувствую облегчение оттого, что это и есть его великое откровение. Честно говоря, ему пора бы уже перестать удивляться тому, что он не всемогущ.
— Прости, что разрушаю твою иллюзию, но Джеймс научил меня защищать от тебя мои мысли.
На секунду торжествующее выражение исчезает с его лица, но затем он упрямо качает головой.
— Нет. В ту первую ночь, в лесу, я попытался воздействовать на тебя, и у меня ничего не вышло. Ты все равно ерзала, когда я тебя кусал.
На кончике языка у меня вертятся слова о том, что Джеймс более чем успешно может читать мои мысли, но я решаю промолчать — отчасти потому, что мысли о Джеймсе мешают мне сосредоточиться, а отчасти потому, что я совершаю ошибку, посмотрев в глаза Влада. Они серые, как сталь, и в них светится одно-единственное желание. Он преследовал эту цель почти пятьдесят лет. Что бы я сейчас ни сделала, он не отпустит меня, не проверив свою теорию. Даже если мне удастся убедить его, что я — не та, которая ему нужна, он снова начнет свои поиски, и мне опять придется прятаться в раздевалках, чтобы вычислить его следующую цель. Или умереть.
— Допустим, это я, — решаю я соврать, — но, как говорил Невилл, ты должен принадлежать к одной из девяти исконных семей.
— Невилл меня недооценивает, если думает, что я об этом не осведомлен, — рявкает Влад и затем внезапно встает и идет к книжному шкафу. — Ты знаешь, сколько мне лет? — спрашивает он, вытащив один из отцовских томов по истории и лениво его перелистывая. — Сто восемь. Я вырос в...
— Румынии, — говорю я.
— Почему все вечно так думают? — восклицает он с искренним возмущением, засовывая книгу обратно на полку. — Я русский. Я говорил тебе чудесные русские нежные словечки. — Он закрывает глаза и прикасается к переносице. Если я правильно понимаю, у вампиров это эквивалентно глубокому успокаивающему вдоху. Открыв глаза, он спрашивает: — Знаешь, почему я стал вампиром?
Одно из моих предположений — скрытые эгоистические наклонности. Однако я ограничиваюсь тем, что отрицательно мотаю головой.
— После свержения царя во время революции моя семья тоже утратила власть. В одно мгновение мы лишились всего, — всего, что имели, и мы были вынуждены отдаться на милость родственников, которых раньше даже не пускали на порог, — с мрачной усмешкой говорит он. — Но потом... потом появилась женщина, которая предоставила мне шанс стать выше всего этого. Власть, сила, бессмертие — всего за один укус. Я и не подозревал, что в обществе вампиров она не более чем паразит. Я был унижен в своей смертной жизни. Но в своей вечной жизни я был унижен еще больше, — говорит он, поворачиваясь ко мне. В его глазах я замечаю больше искренних чувств, чем когда-либо. — Но ты... ты — мой шанс вернуться назад. Каждый день за последние сорок четыре года я посвятил тому, чтобы вернуть тебя им. Чтобы вернуться самому. И теперь я не сдамся.
Он внезапно опускается на колени передо мной и крепко хватает меня за руку, когда я пытаюсь вырваться.
— Я пришел, чтобы выразить тебе свое восхищение, Софочка, — говорит он. — Твое уникальное чувство вкуса — ты всегда умеешь правильно подобрать стиль одежды. Твое блистательное остроумие. Твое неотступное любопытство, твоя... — Он замолкает, словно забыл слово. — ...твоя доблесть. Это правильное слово? Я не знаю, как это сейчас говорят. Как бы то ни было, для меня было бы большой честью, если бы ты согласилась стать моей женой-вампиром.
Сначала я могу только в изумлении разевать рот, но потом я принимаюсь вопить, отбросив все дипломатические соображения под влиянием шока.
— Ты сумасшедший? — кричу я, запрыгивая на спинку дивана, чтобы оказаться как можно дальше от него. Мои ноги зацепляются за что-то, и я падаю, ударяясь коленом о паркет. В следующую секунду он уже рядом со мной, джентльменским жестом протягивает мне руку и упрекает меня за то, что я катаюсь по полу в такой важный момент.
— Но почему? — спрашиваю я, когда снова обретаю способность говорить.
Он только нетерпеливо закатывает глаза.
— Ты — Мерво. И поскольку ты выше меня по статусу, когда мы поженимся, я тоже стану Мерво. — Он делает паузу. — А также по причинам, которые я упомянул выше. Итак, каков твой ответ?
— Нет, — отвечаю я. Нет. Никогда. Нет.
Моя горячность останавливает его всего на секунду. Но не больше.
— Не будь такой скромной. Ты должна быть благодарна мне за то, что я пришел вытащить тебя из мрака неизвестности. В твоей средней школе почти никому не известно, кто ты такая.
