Я пожала плечами.
— Он скрытный. Из тех, что прячут свои истинные чувства. Носят маску. Ивлев довольно бурно отреагировал на мои слова о матери Вики, но скорее был возмущен, чем напуган.
— Ладно. Разберемся. А что скажешь об этом клоуне на веранде?
— Он испытывает терпение Софьи. И терпения осталось уже совсем немного.
— Я бы за ним малость понаблюдал. Так, на всякий случай.
— Сомневаюсь, что он имеет отношение к нашему делу.
Однако пить чай мы пошли именно на веранду и застали там все ту же картину. Пырьев продолжал свое повествование, размахивая руками и смеясь собственным шуткам. Софья из последних сил улыбалась. Нашему появлению заметно обрадовалась, должно быть, решив под благовидным предлогом сбежать от Пырьева. Но он вынул из кармана несколько фотографий, положил их на стол и стал демонстрировать Софье. Она уныло смотрела на гостя, заподозрив, что слушать его придется еще долго, а уйти сейчас, пожалуй, невежливо.
— Это мои дочки, — вещал он. — Такие прелестные девчушки, не заметил, как выросли. Здесь Ирочке пятнадцать. Совсем еще ребенок. Но уже красавица. Что скажете?
— Красивая, — кивнула Софья.
— Вы всегда с собой пачку фотографий берете? — сказала я, надеясь, что улыбка смягчит мои слова, прозвучавшие довольно грубо.
— Именно, Леночка, пачку. Не могу выбрать две или три, чтоб при себе держать. Такой уж человек.
Тут я обратила внимание на странную реакцию Софьи. Взгляд ее словно застыл. Она смотрела на фотографию, и лицо ее как будто свело — то ли от страха, то ли от боли. Но длилось это не больше трех секунд. Она резко отстранилась, и лицо приняло обычное выражение. А я перевела взгляд на стол. Слева лежала фотография немолодого мужчины, которую Пырьев со сладкой улыбкой поспешил убрать.
— А этот как сюда затесался? — вроде бы удивился он. — Вечно таскаю с собой всякую дрянь…
— Извините, у меня дела, — поднимаясь из-за стола, сказала Софья, голос ее звучал напряженно.
Пырьев сунул фотографию в карман и сказал ей вслед:
— Прекрасная женщина. — Прозвучало это почему-то издевательски.
— А что за мужик на фото? — спросил Вадим. — Тоже родственник?
— Слава богу, нет. Так что вам поведал пожарный? Серьезный мужчина, по-моему. Основательный.
— Такое впечатление, любезнейший, что вы спешите сменить тему, — насмешливо заметил Вадим.
Пырьев, сделав брови домиком, запричитал:
— Совершенно несправедливое замечание…
Через некоторое время он удалился, заявив, что день был долгим и он нуждается в отдыхе.
— Интересно все-таки, кого нам бог послал, — проводив его взглядом, пробормотал Вадим.
— Мужчину на фотографии Софья узнала. И очень испугалась. Я это почувствовала. Страх, даже паника…
— Ты физиономию на фотографии хорошо разглядела?
— Достаточно, чтобы узнать. Интересно, кем он может быть?
— Мужем, любовником, от которого она прячется? Или сыном бывшего владельца гостиницы? По мнению местных, она лишила его наследства.
— Вряд ли это сын. С какой стати так на него реагировать? Скорее это кто-то из ее прошлого. Здесь она появилась не так давно, а что с ней было раньше?..
— Сплошные вопросы, и все они по-прежнему не имеют отношения к нашему делу, — со смешком заметил Вадим. — А не пойти ли нам искупаться?
И мы отправились на озеро.
Стайка мальчишек плескалась возле берега. Купальный сезон закончился, и, кроме них, желающих искупаться не нашлось. Мы прошли чуть дальше по тропинке, до деревянного настила, поднялись на него.
Сняв сарафан и оставшись в купальнике, я устроилась на краешке, опустив ноги в воду. Несмотря на жаркий день, она казалась ледяной, и я засомневалась, стоит ли окунуться. Вадим быстро разделся и с разбега прыгнул в воду, поплыл, делая сильные гребки. За несколько минут он достиг середины озера, развернулся и поплыл обратно. Поравнявшись со мной, ухватился за настил и легко поднялся, сел рядом, приглаживая мокрые волосы, а я невольно им залюбовалась. Я уже говорила: Волошин у нас красавец.
Красив, как бог войны, заметил как-то Бергман. Совершенно справедливо, кстати. Брутальная красота, в которой нет ничего лирического. То есть мысль о том, чтобы прогуливаться с этим парнем под луной, в голову не приходит. А вот в разведку с ним — запросто. Сам он свою внешность достоинством не считает. Хотя при случае охотно пускает в ход свое мужское обаяние. Вадим из тех, кто всему знает цену. Но я понятия не имею, что он ценит по-настоящему. Истинный Воин, который дальше сегодняшнего дня не загадывает.
— Ты так пристально на меня смотришь, — хохотнул он, — что я начинаю беспокоиться.
— Боишься, что соблазнять начну?
— Неплохо бы.
— Я тобой восхищаюсь.
— Но?
— Но совершенно платонически.
— Я бы предпочел сильную страсть, переходящую в безумство.
— И что бы ты стал с этим делать?
— Безумствовать, естественно. Слушай, давай я тебя поцелую, — глядя мне в глаза, сказал он.
— Мы же договорились, — нахмурилась я.
— Считай, это для поддержания нашей легенды. На самом деле невинный поцелуй поможет мне еще немного продержаться.
Пока я придумывала ответ, который отобьет у него охоту валять дурака и вместе с тем не обидит, он положил мне руку на затылок и поцеловал. И я решила — ну и пусть, я засмеюсь и скажу: это все равно что целоваться с родным братом. Но смеяться расхотелось. Поцелуй возымел странное действие. Сначала было приятно, хотя немного неловко, в основном из-за того, что приятно. А потом я вдруг испугалась. Чувство такое, что меня затягивает в омут, еще мгновение — и все кончено. А кто-то внутри меня отчаянно вопил: «Беги!»
Я бы, наверное, и впрямь побежала, если бы имела такую возможность. Уперлась руками ему в грудь, и он наконец отпустил меня. Теперь мы смотрели в глаза друг другу, и я сказала, с трудом разомкнув челюсти:
— Никогда так больше не делай. — Он медленно покачал головой. — Что? — резко спросила я.
— Я тебя хочу, — ответил он и нахмурился. — Сомневаюсь, что долго протяну.
— Черт бы тебя побрал, Воин!
Я поспешно поднялась и, схватив сарафан, пошла к гостинице. Вадим остался сидеть, я чувствовала его взгляд. Настойчивый, он словно жег затылок, но я не повернулась, а, оказавшись в номере, схватила диванную подушку и запустила в стену. Хотелось что-нибудь разбить. Или хотя бы заорать. А еще лучше — крушить все вокруг, вопя во все горло. Но я была в гостинце с очень тонкими стенами, орать здесь — не лучшая затея, а чужую собственность следует уважать. Вот я и разревелась от собственного бессилия. Не знаю, на что надеялся Бергман, завещая мне наше общее дело. Но я его надежд не оправдала.
