– Она ничего необычного в нашей беседе не помнит. Но это следует только из моих осторожных расспросов. Следователей я к ней не допустил, хоть они и рыли землю рогом. Я до сих пор не верю, что она могла сделать это намеренно, и я не хочу, чтобы у нее возникла мысль, что я хоть в малейшей степени подозреваю ее в предательстве, так что допрашивать ее не будут.
– Но как же в таком случае узнать правду, господин президент?
– Через несколько минут я познакомлю вас с дочерью, майор. Мы посидим какое-то время вместе за чаем с имбирным печеньем, а потом я вас покину. Дела государственные, знаете ли, не терпят отлагательства. А вы, майор, погуляете с Викой по парку и поговорите с ней. Рассказывать ей можете все, что хотите, но так, чтобы и она рассказала вам, откуда в ее голове возникла идея, что ее папа не просто знающий политик, а еще и гениальный флотоводец.
– И вы считаете меня лучшим кандидатом для такой беседы, господин президент? – искренне удивился я.
– Вы молоды, майор, но при этом неплохо знаете людей и отлично соображаете. Я бы мог привлечь к этому Нельсона или Баррингтона, но это бы имело несколько иной эффект. Да и еще один факт может сыграть важную роль, – усмехнулся Тобольский, – приглашая Вику на эту встречу, я обещал познакомить ее с человеком, благодаря которому ее папа вернулся домой живым.
* * *
Виктория Толбольская-Ржевская оказалась красивой женщиной лет тридцати пяти. Открытое лицо, приятная улыбка, минимум косметики, строгий брючный костюм и смешинка во взгляде. Мне такие типажи всегда нравились. Отчасти такой в тридцать пять должна бы стать и Инга, но в наше время загадывать так далеко как-то не принято.
– Здравствуйте, Игорь, – ответила дочь президента на мое приветствие и изящно устроилась на придвинутом к столику диванчике, – это правда, что вы вытащили моего папу из большой неприятности?
– В некоторой степени, Виктория, только в некоторой степени. Кроме меня в этом процессе участвовало еще очень много отважных джентльменов, – улыбнулся я. Например, адмирал флота Нельсон, генерал-полковник, прошу прощения, уже генерал армии Князев и особенно подполковник Мбиа и его люди.
– Не скромничайте, Игорь, – улыбнулась Вика, – ведь это вашего огромного робота я видела на том снимке, где папу выносят из разрушенного убежища?
Я лишь улыбнулся в ответ.
– Папа, а в каком звании Игорь был до этого сражения? – неожиданно спросила Виктория.
– Майор, – усмехнулся в ответ Тобольский.
– То есть майор Лавров спас президента Земной Федерации от гибели, а количество звездочек на его погонах так и осталось равным единице?
– Я тебе еще не все рассказал, дочь. Майор Лавров в этом сражении командовал не только тем большим роботом. Он вел в бой самый крупный в Федерации линкор Титан и авианосную группу в придачу. Именно его корабли уничтожили большинство единиц флота противника, применив новое оружие, в разработке которого ведущая роль опять же принадлежит сидящему напротив тебя человеку.
– И этот человек – майор! Папа, если честно, я первый раз вижу, как ты лично общаешься с настоящим майором. Не с генералом армии, не с адмиралом флота, а именно с майором. Может мне стоит подождать, и ты пригласишь к себе лейтенанта? Я что, что-то смешное сказала? Прекратите немедленно, или я обижусь…
– Ты просто не в курсе, Вика, – убрав салфеткой слезинку из уголка глаза, ответил с улыбкой Тобольский, – майор Лавров уже встречался со мной здесь однажды, и был он тогда как раз лейтенантом. Правда, покинул он эти стены уже капитаном, назначенным на генеральскую должность, но вошел-то он сюда именно лейтенантом, так что ты попала в самую точку.
– Так почему же все-таки Игорь до сих пор майор, а папа?
– Ну, хорошо, Вика, я скажу. Не хотел я трогать эту тему сейчас, но, видимо, придется. У меня в планшете лежат два рапорта, с которыми я не знаю, что делать. Один от Нельсона, другой от Князева. Нельсон в своем опусе утверждает, что офицера, повинного в уничтожении трех десятков вражеских линкоров, нужно наградить высшим флотским орденом, то есть Орденом Полумесяца. Но согласно статуту этого ордена присвоить его можно только флотскому офицеру в звании не ниже капитана первого ранга, а стало быть, майора Лаврова нужно произвести именно в это звание.
– А чего хочет генерал Князев? – с улыбкой спросила Вика, которую ситуация начала откровенно забавлять.
– А Князев пишет в своем сочинении, что он устал объяснять своим подчиненным, почему они должны выполнять приказы младшего по званию и просит прекратить этот субординационный бардак, присвоив майору Лаврову звание полковника, что хоть как-то приведет в соответствие его чин и должности, которые он занимает.
– И что ты решил? – не успокаивалась Вика, а я сидел, слушал Тобольского и не понимал, а что тут решать-то? Я десантник, я был им всю жизнь, даже две. Зачем мне звание капитана первого ранга и синий флотский мундир, если я румпель от шницеля не отличаю?
– Так потому Лавров все еще и майор, что я не могу ничего решить. Этот молодой человек имеет интересное свойство. Мало того, что он поднял своими научно-техническими разработками уровень нашего оружия на недостижимую ранее высоту, так он это оружие еще и лично норовит испытывать и применять, и, надо признать, в этом вопросе его трудно кем-то заменить. Лавров по военной специальности десантник, и зная его, я понимаю, что это не только формальность, не только форма и эмблема, но и его внутреннее содержание. Вот только в данный исторический момент талантливый полковник или даже генерал десантных войск нужен Федерации гораздо меньше, чем столь же талантливый адмирал, и, если честно, я не знаю, что делать.
Я молчал, тихо выпадая в осадок. Вика тоже притихла, о чем-то размышляя.
– Ладно, молодые люди, – подвел черту под беседой Тобольский, – вынужден вас оставить. Вы тут общайтесь, сколько захотите, а мне пора дела делать. Приятно было побеседовать.
Тобольский поцеловал дочь, кивнул мне и исчез за дверью входа в крытую часть павильона.
– Так о чем папа хотел, чтобы вы со мной поговорили, Игорь? – посмотрела на меня с улыбкой Виктория, – не заламывайте бровь, майор, я очень неплохо знаю своего отца. У него не было никаких причин нас знакомить, если только он не хотел, чтобы вы что-то рассказали мне или спросили у меня, что он сам по каким-то причинам говорить или спрашивать не хочет.
– Не буду отпираться, – улыбнулся я в ответ, – ваш отец действительно хотел, чтобы наш разговор состоялся. На него очень повлияли последние события, и ему самому говорить о них довольно трудно. Конечно, такой опытный политический боец, как президент Тобольский, может выдержать и не такое, но это в общении с чужими людьми, а вы для него человек совсем не чужой. Мне кажется, вам нужно кое-что узнать о том, что случилось в системе Грумбридж, чтобы лучше понимать уже совершенные и будущие поступки своего отца.
– Это кажется вам лично или это просьба президента? – уже без улыбки спросила Виктория.
