– Добрый господин, – между тем обратился к Томотаде старик, – до ближайшей деревни путь неблизок, а снег все валит, да и ветер крепчает, дорогу уж совсем засыпало. Скакать верхом нынче ночью – дело опасное. А потому, хоть наша лачуга и недостойна вашего присутствия, оставайтесь-ка у нас ночевать. Роскоши мы вам не обеспечим, зато будете в целости и сохранности. И о лошадке вашей мы позаботимся.
Томотада с благодарностью принял предложение, втайне порадовавшись возможности получше рассмотреть девушку.
Еда, приготовленная стариками, оказалась простой, но обильной, и хозяйская дочка вернулась из-за ширмы, чтобы подать гостю подогретое вино. Она переоделась и теперь сидела перед Томотадой в незамысловатом, но чистеньком домотканом кимоно, а буйные длинные волосы были тщательно расчесаны. Когда девушка наклонилась поближе наполнить чарку, молодой самурай замер от восхищения: юная крестьянка была прекраснее всех женщин, коих ему доводилось встречать, и двигалась она с несравненным изяществом. Но старики вдруг принялись за нее извиняться:
– Умоляем вашу милость простить Аояги
[29] за невежество и непочтительность! Что поделать, наша дочка выросла здесь, в горах на отшибе, и совсем не знает, как нужно прислуживать благородным господам…
Томотада немедленно возразил – дескать, он безмерно рад, что ему прислуживает столь очаровательная особа. При этом юноша глаз не мог отвести от Аояги, хоть и видел, что пристальное внимание ее смущает. Еда и вино меж тем оставались нетронутыми.
– Добрый господин, – забеспокоилась старуха, – мы надеемся, вы все же отведаете нашей скромной пищи. Угощение, конечно, не ахти какое, но вы, должно быть, озябли на ледяном ветру, а это поможет вам согреться.
Томотада, чтобы угодить старикам, через силу поел немного и пригубил вино, однако все его мысли были заняты Аояги, зардевшейся от смущения. Он заговорил с девушкой и обнаружил, что ее речи не менее прекрасны, чем облик. Если она действительно выросла в горах, ее родители, вероятно, когда-то занимали высокое положение в обществе, ибо манера вести беседу выдавала в ней барышню благородного происхождения. Неожиданно для себя Томотада, вдохновленный сладким томлением в сердце, сложил пятистишие, в котором таился вопрос к девушке:
Тадзунэцуру,
Хана ка тотэ косо,
Хи-о курасэ,
Акэну-ни отору
Аканэ сасуран?
«Торопился проведать родных, но в дороге цветком невольно залюбовался. Далеко еще до утра. Отчего же мерещится мне робкий отблеск алой зари?»
[30]
Не задумавшись ни на мгновение, Аояги ответила, и тоже пятистишием:
Идзуру хи-но
Хономэки иро-о
Вага содэ-ни
Цуцумаба асу мо
Кимия томаран.
«Если я рукавом закрою стыдливый румянец рассвета, тогда поутру, может статься, господин меня не покинет»
[31].
Томотада тотчас понял, что Аояги готова принять его ухаживания. Он немало подивился тому, как искусно она выразила свои чувства в стихах, и еще больше обрадовался оттого, что в них заключалось согласие. Теперь он не сомневался, что в целом мире не найти ему невесты прекраснее и умнее, чем сидящая перед ним простая крестьянская девушка. А если такая сыщется – как завоевать ее сердце? «Не упусти удачу, посланную тебе богами!» – заполошно прокричал внутренний голос. Короче говоря, молодой самурай был околдован. Околдован настолько, что сей же час, без предисловий, попросил стариков отдать дочь ему в жены, после чего назвал свое имя, клан и ранг при дворе князя Ното.
Мать и отец Аояги, ошеломленные услышанным, бросились кланяться юному господину, наперебой восклицая от изумления. Однако старик быстро опомнился и после недолгого колебания заговорил:
– Ваша милость, вы уже занимаете высокое положение и, судя по всему, добьетесь в жизни еще большего. Честь, каковую вы намерены нам оказать, слишком уж велика, и благодарность нашу не измерить и не выразить словами. Однако же извольте заметить: дочка наша – крестьянка низкородная, не обучена она ни грамоте, ни приличным манерам. Как же ей, замарашке этакой, быть женой благородного самурая? Немыслимое дело!.. Но коли уж она приглянулась вашей милости и вы готовы терпеть ее неотесанность и величайшее невежество, мы будем счастливы отдать ее вам в услужение. Впредь обращайтесь с нашей Аояги как вам заблагорассудится.
К утру снежная буря улеглась, на востоке взошло солнце, не стесненное облаками. И хотя Аояги рукавом кимоно скрыла от глаз влюбленного самурая «стыдливый румянец рассвета», задерживаться здесь дольше он не имел права. Но и ничто не могло принудить его расстаться с девушкой. А потому, когда все было готово, чтобы продолжить путешествие, Томотада снова обратился к ее родителям:
– Боюсь показаться неблагодарным, если потребую больше того, что уже от вас получил, однако же дерзну еще раз попросить руки вашей дочери. Покинуть ее сейчас – выше моих сил, и, если она согласится сопровождать меня, я с вашего позволения заберу ее с собой. Коли не откажете мне в просьбе, обязуюсь почитать вас как родных отца и мать… А пока примите это в знак моей признательности за ваше гостеприимство.
Сказав так, юноша положил перед хозяином лачуги кошель, полный золотых монет. Но старик, множество раз поклонившись, осторожно отодвинул подарок:
– Добрый господин, золото нам без надобности, а вам оно может еще пригодиться на долгом пути по здешним студеным землям. Нам тут нечего покупать, да и столько деньжищ двум старикам на себя никогда не потратить, даже если вдруг захочется… А что до нашей дочки, мы и так уже отдали ее вам в услужение, потому спрашивать у нас дозволение на то, чтоб ее увезти, нет нужды. К тому же она успела заявить нам, что мечтает, дескать, сопровождать молодого господина повсюду и оставаться при нем служанкой до тех пор, пока он будет терпеть ее присутствие. Мы со старухой только рады будем, если вы изволите взять Аояги с собой. В этой глуши мы даже чистой одеждой бедняжку обеспечить не можем, не то что приданым. Да и в годах мы оба, того и гляди, оставим дочку сиротой. Так что, забрав ее, вы всем нам окажете благодеяние.
