Но никакой реакции в глазах молодого пленника, кроме жуткого страха, не было. Повторил вопрос на французском – и тут произошло чудо. Глаза незнакомца ожили, пропал страх, и он на весьма приличном французском спросил:
– Вы француз, месье?
– В какой-то мере, – уклончиво ответил Николай, сразу не сообразив, какой ответ в этой ситуации будет самым верным.
Сыскарь развязывал руки пленника, а пока спешно размышлял о своей будущей линии поведения с поляком.
– А я только вот, только что вернулся из Парижа, – продолжал откровенничать пленный. – По воле своего дяди ездил учиться в их университет. Вот, отучился четыре года. Стал магистром. Решил вернуться в Польшу. Думаю применить свои знания у себя, на Родине. Только сегодня пересёк границу и, – такая вот после долгой разлуки «радостная» встреча на родной земле. Большое спасибо вам и вашим товарищам за моё освобождение и премного извиняюсь, что сразу вам не представился: Леопольд Чарторыйский, племянник князя Казимира Чарторыйского.
– Князь Бельский Николай Иванович, посол его величества царя и Великого князя Петра Алексеевича, – скромно отрекомендовался сыскарь. – А это мои друзья и соратники: бояре – Алексей Никифорович и Андрей Яковлевич.
Друзья Николая почтенно кивнули пленнику. А Леопольд, едва лишь Николай развязал его, тут же неловко вскочил на ноги и постарался вежливо поклониться, но охнул, скривился от боли и тут же снова присел обратно на землю. Мышцы ног за время неудобного сидения на земле затекли, и они остро, неприятно щипали да плохо слушались своего владельца.
– Так вы всё-таки русский, Николя, а говорили, что вы француз! – укоризненно произнёс бывший пленный. – Я вначале даже испугался. По-русски я очень плохо понимаю. Думал, что меня снова будут грабить, а может, даже и убьют.
– Вы действительно выглядели таким напуганным, Леопольд, что я и не знал, как вам лучше ответить, – улыбнулся в ответ сыскарь. – И отнюдь мы не грабители, а как раз наоборот. Едем к вам в Польшу с письмом от русского царя о мире, дружбе и с предложением совместной защиты вашей страны от турок и шведов.
– С этим вопросом вам непременно нужно ехать к моему дяде. Он у нас в семье политик, заседает в сейме, а я всего лишь хочу стать польским учёным.
– А что за люди на вас напали?
– Понятия не имею, – пожал плечами Леопольд.
– Тогда сейчас узнаем! Будешь у меня переводчиком!
Николай подошёл к старосте, который только ещё недавно бросался на него с топором. Тот с угрюмым видом сидел на земле. Уже успел оторвать от своей рубахи подол и перевязать себе руку, а теперь снял сапог и рассматривал покалеченные пальцы ноги. Староста неприязненно посмотрел на подошедшего к нему русского и со злобой плюнул тому под ноги. Стоявшие рядом с ним поляки лишь боязливо косились на мушкеты захвативших их в плен русских.
– Смотри, какой ты у нас храбрый! – усмехнулся Николай и спросил: – Значит, не струсишь мне назвать имя своего хозяина?
– Пшол вон с нашей земли, подлый русский! – крикнул в ответ староста.
Крестьяне одобряюще загудели. Леопольд же смиренно перевёл всё сказанное старостой, а, заодно извинился за своего земляка. Николай не стал обострять конфликт и примиряющим тоном произнёс:
– Мы прибыли к вам по поручению царя России. Пришли с миром и хотим предложить вашей стране в обмен на дружбу свою помощь в защите от турок и шведов. Я и мои товарищи сейчас торопимся в Варшаву, и нам некогда вести с вами долгие разговоры, поэтому вашего старосту мы забираем с собой, а все остальные свободны и могут идти домой! Но сначала я задам вам один вопрос:
– Кто убил слуг князя Чарторыйского?
Леопольд снова всё пунктуально перевёл. Крестьяне вначале обрадовались свободе и что их отпускают без наказания, но, услышав вопрос русских, потупили головы и стали косо поглядывать на старосту. Тот лишь недобро покосился на земляков и Николая, да тут же вскочил и, бросив сапоги, прихрамывая, босиком побежал к перелеску. Андрей Яковлевич, не мешкая, рванул с места в галоп. Вскоре догнал беглеца и на ходу, со всего замаха – стегнул того плашмя по голове шпагой. Староста завалился на землю, схватился за голову, залился кровью и заголосил. Страх обуял его, и он стал сбивчиво выталкивать из себя слова:
– Это всё мой хозяин! Я не хотел, но он мне сказал, что, если я не послушаюсь его, скормит меня своим собакам! Он всё может! Он настоящий зверь! Я не убивал никого! Это всё он и его малолетний сын! Он его тоже приучает убивать людей! Для них обоих убить человека – это одно лишь развлечение! Не убивайте меня!
Сыскарь лишь чертыхнулся. То поляк гордо кричит, чтобы русские убирались вон с его земли, то слёзно жалуется на своего злого изверга хозяина.
Стоявший недалеко от Николая крестьянин пальцем указал на лежащие на земле топоры и ножи и что-то сказал. Николай догадался, что тот просит разрешения забрать свои железки.
– Вы использовали ваши орудия труда как орудия грабежа и убийства, а посему я забираю его у вас! Сейчас перегружаете всё награбленное вами обратно в карету, и вы свободны! Мы сообщим князю Чарторыйскому о действиях вашего хозяина, и пусть он сам разбирается с ним.
Твёрдый отказ чужака вернуть орудия труда огорчил крестьян сильнее, чем угроза сообщить о происшествии князю Чарторыйскому, но они всё же повиновались приказу Николая, а когда перегрузили обратно в карету награбленное, то понурой толпой пошли вслед за телегой. Телегу и лошадь Николай разрешил им забрать. Гордого поляка он забрал с собой, а по дороге тот выдал имя своего хозяина и то, что к тому накануне приезжал некто пан Сапега.
Дядя Леопольда, князь Казимир Чарторыйский, встретил племянника после долгой разлуки радушно в большом дворце в центре Варшавы. Это была его инициатива, чтобы молодой отпрыск рода Чарторыйских учился в Париже. По его лицу было видно, что он доволен успехами племянника. Князь с благоволением относился к личности Людовика XIV и поддерживал идею приглашения на трон польского короля французского принца, чтобы попытаться прервать жесткий политический и экономический кризис, разразившийся в Польском королевстве. Он хотел поставить на трон именно того, которого Николаю ни при каких обстоятельствах нельзя было допускать до коронации. Вот в такой переплёт попал наш сыскарь, и у него уже стали появляться шальные мысли, что он зря вмешался и спас племянника князя. Но что сделано, то сделано.
– Как вам жареные воробьи, господин посол? – надменным тоном спросил князь Чарторыйский по-французски, с хрустом перемалывая крепкими зубами тонкие косточки пташки. – В Париже, при дворце Его Величества Людовика XIV, это блюдо сейчас пользуется большим успехом.
Николай с флегматичным видом держал в руке вилку. Она была совершенно чиста, ибо он так ещё и не дотронулся до крохотной тушки воробья. Его друзья принципиально не смотрели в сторону тарелок с едой. Вместо этого они рассматривали картины, которыми были увешаны все стены обеденного зала дворца.
