– Очень приятно, – ласково улыбнулся Нейвилл, после чего коротко и резко, словно боксерским ударом, спросил, глядя прямо в глаза академику. – Так это вы распотрошили голову тому несчастному горбачу?
– Д-д-да н-н-не-е-т, – растерянно пожал плечами Николай Иванович, беспомощно глядя на Даргеля и соображая, каким образом можно будет уйти от дальнейших вопросов. – А о каком ките, собственно, речь? – Николай Иванович нащупал, наконец, как ему показалось, верный путь.
– О том самом, который плавал со вскрытой черепной коробкой рядом с вашей лодкой, – снова перешел на беззаботный тон американец, – вы разве ничего не заметили? – Теперь он посмотрел на Даргеля.
– Лично я – нет. – Николай отрицательно качнул головой.
Нейвилл саркастически хмыкнул, словно школьный завуч, который уличил нерадивого первоклашку с сигаретой, а тот отпирается, утверждая, что не знает о табаке ровным счетом ничего, и, выдержав паузу, совершенно безразличным тоном продолжал:
– Что касается персонально меня, то я не представляю ни «Гринпис», ни общество защиты животных, ни другие право– или природоохранительные организации, и мне абсолютно неинтересно, откуда в ледяном поле оказался загарпуненный кит-горбач. Если поблизости есть чье-то китобойное судно, то куда оно подевалось? – Он посмотрел на каждого, словно спрашивая ответа, но все молчали. Нейвилл отпил глоток кофе и снова заговорил:
– Мне совершенно неинтересно, почему рядом с убитым китом, за тысячи километров от российских территориальных вод и за более чем пятьдесят миль от ближайшего российского судна, оказалась резиновая лодка с российскими же учеными-специалистами по изучению китовых и отчего эта лодка, как только экипаж покинул ее, сразу же затонула? – Нейвилл еще раз внимательно посмотрел на своих гостей. Ни звука.
– И, наконец… – Нейвилл поднялся и направился за новой порцией кофе. – Мне абсолютно наплевать, почему и кем у кита вскрыта черепная коробка. Повторяю, – «вудскхолловец» вернулся на свое место и занялся второй чашкой кофе, – лично мне это совершенно безразлично. Я не представляю никаких организаций. Но это еще не означает, что их нет в природе. Надеюсь, господа, вы меня понимаете. – Он взял со столешницы судовой журнал, выразительно потряс им в воздухе и с большим сожалением закончил: – Я, господа, не отказываюсь от своих слов – на борту нашего корабля вам рады, вы можете рассчитывать на наше радушие, понимание и мой «Бурбон», но… – Он глубоко и с видимой досадой вздохнул. – Согласно нормам международного морского права, мы вынуждены временно задержать вас на борту судна. Простите, но ни я, ни тем более капитан не можем рисковать своей лицензией и игнорировать инструкции… – он снова с глубоким сожалением выпустил из груди воздух и глубоко задумался, глядя на чучело глубоководного хищного страшилища.
В каюте повисла невнятная тишина, которую нарушали только крики чаек.
– Ну-у-у-у, – несколько нерешительно раздалось с кресла Даргеля, – насчет международного морского права нас пугать не надо. И об инструкциях мы тоже кое-что знаем… – произнес старший помощник и замолчал, не зная, в какую сторону повернуть разговор. Он готов был отмалчиваться, выносить пытки, на всякий случай приготовил знаменитое русское: «Да пошел бы ты на…», но ситуация обернулась так, что ни один вариант не подходил. Даже послать вроде как неудобно… Прямо-таки не американский агент, а эдакая мелкая морская сошка, да к тому же выказывающая симпатии попавшим в непростую ситуацию русским… Разве что – огрызнуться. Ну, огрызнулся, а дальше что?
– Какие же вы все-таки, мужчины… – вдруг раздался в гнетущей тишине голос Крутолобовой, – почему вы все время врете?
Даргель и Расторгуев уставились на девушку. Нейвилл же сидел совершенно безучастно, словно погруженный в медитационное созерцание будущего.
– Если бы не эти люди, мы давно уже могли погибнуть, – продолжала Лариса. – Нас спасли, обеспечили комфортом, медицинской помощью, сделали все, чтобы мы не чувствовали никаких неудобств. – Глаза Крутолобовой блестели, будто она только что плакала, на щеках появился гневный румянец, голос крепчал от слова к слову. – К нам отнеслись со всей душой, нам искренне хотят помочь, а вы…
– Товарищ Крутолобова! – попытался остановить девушку от необдуманных шагов старший помощник, но она не обратила на его окрик никакого внимания.
– Николай Иванович, почему вы идете на поводу у этого человека? – Она гневно ткнула пальчиком в сторону Даргеля. – Вы ведь никогда не были лжецом! А сейчас вы ведете себя, как… – она на секунду замолчала, подыскивая нужное слово, но не нашла и только презрительно скривила губы. Расторгуев нервно заерзал, уязвленный справедливыми обвинениями своей ассистентки. – А еще академик, цвет и совесть нации…
– Товарищ Крутолобова! – уже со всей серьезностью в голосе попытался одернуть девушку старший помощник «Макарова» и даже привстал со своего места.
– Сидеть. – Злой и резкий, словно удар плетью, приказ Нейвилла заставил Даргеля снова занять свое место. Американец молча уставился на девушку, и та, словно грешница своему духовнику, начала причащаться, не скрывая ничего.
– Никакой это не Николайчук, и он – не боцман, – состояние девушки приближалось к отметке «бабская истерика», – его действительно зовут Николай, фамилию я не помню, но только он не с рыболовецкого корабля, а офицер с подводной лодки…
– С какой? – коротко, чтобы не сбить ассистентку с ритма, спросил излучавший полное понимание и участие Нейвилл.
– Не знаю, – капризно пожала плечами Крутолобова. – Тесная, все провонялись какой-то гадостью… Вы бы видели, как на меня таращились эти голодные мужики!
– А кит? – Американец мягко направил в нужное русло вселенскую женскую обиду и неприязнь.
– И кита мы убили, – ассистентка тряхнула кудряшками. – На той лодке была гарпунная пушка, и Николай Иванович в него выстрелил.
Нейвилл быстро глянул на академика, ища подтверждение слов Ларисы, но Расторгуев отвел взгляд и потупил глаза.
– Лариса, – мягким и успокаивающим голосом, словно на психотерапевтическом сеансе, позвал девушку американец. – А зачем вы вскрывали череп кита? Кто вам приказал сделать это?
Вместо ответа девушка торопливо полезла в свою сумочку, пошарила там и протянула Нейвиллу на раскрытой ладони извлеченный из мозга кита чип.
– Вот! – Транс прошел, и первые крупные слезы поползли по щекам девушки. – Вот из-за этого убили кита. А кто приказал – я не знаю. Об этом спросите вот у них, – Лариса кивнула на Расторгуева и Даргеля и, наконец, разревелась в голос.
Мистер Нейвилл взял с девичьей ладони небольшую побрякушку, не глядя сунул ее в ящик стола и нажал на кнопку вызова. Через секунду в дверном проеме каюты появились два дюжих молодца, те самые, как невесело отметил про себя старший помощник, которые сопровождали русских в вертолете.
– Отведите девушку сначала на верхнюю палубу, – распорядился американец, – пусть немножко подышит свежим воздухом и придет в себя, а после проводите в каюту. – Он заботливо протянул девушке белоснежный носовой платок.
