– Комсомол на посту. Че, щеглы, на заводе жопы новые выдали, на досках просиживать?
– Че без костыля опять выскочил? – проявил заботу Игорь.
– Да не прячь бутылку, – проигнорировал вопрос Толя. – У нас своя есть, пошли на кухню.
– Где деньги взял?
– Там больше нету, – сосредоточенно прыгая, ответил отец.
Они вошли в прихожую, мать Игоря выглянула из своей комнаты, мгновенно оценила обстановку и, не обращая внимания на вежливое приветствие Лехи, закрыла дверь и щелкнула задвижкой. Толя, как был в шубе, попрыгал на кухню. Откуда сразу донесся запах самогона. Все встало на свои места. Расчет Веры-самогонщицы, как всегда, был прост и точен. Толя пропьет в кредит все выходные, а во вторник первого апреля у него будет пенсия, он придет ее отметить и вернет долги.
Леха сел на табурет ближе к огненной батарее. Игорь взял чашку из сервиза, гостю достался граненый стакан с бурым кругом застывшей заварки на дне.
– Принеси закусить, – распорядился Толя. Игорь достал из настенного шкафа банку с двумя солеными огурцами, лежавшими без рассола, и сел между отцом и Лехой. – Кончились зимние запасы, надо в деревню к деду ехать.
– Там и оставайся, – разливая водку себе и Лехе, буркнул Игорь.
– А че мне там делать?
– А че ты здесь делаешь?
– Да там нет ни хера!
– А здесь есть до хера.
Диалог между отцом и сыном кончился, и все выпили. Кусать сухой огурец Леха не стал, но занюхал. Толя, заметив благородный жест гостя, прикрыл глаза от одобрения или усталости.
– Вот вы себя фурагами называете, – по традиции открыл дискуссию отец. – А что это такое? Внешний вид один, кепки ваши клоунские, брюки зауженные, каблуки спиленные. Как модницы. Журнал «Крестьянка», раздел выкройки. Только девки сами шьют, а вам армяне шили. Вот в мое время были горчичники, их даже менты боялись, вот это были пацаны, могли за просто так заточку в живот загнать…
– Ты им был, что ли? – Игорь взял папиросу из Лехиной пачки на столе и, чиркнув спичкой, закурил. Отец пропустил неудобный вопрос мимо, сосредоточившись на переливании самогона из баночки в стакан.
– Я тебе расскажу, откуда у меня эта шуба, – обращаясь к миру, начал вечную историю Толя. Леха слышал ее тысячу раз, без вариаций, отточенную со временем до последней матерной фразы и паузы.
Леха смотрел, как густой дым уплывает в коридор и дальше в зал, и рассказ Толи закручивался матерными приговорками и прерывался на пятьдесят грамм в строго выверенных местах, для поддержания интереса.
– …Не знаю, о чем я там думал, только эта болванка у меня из рук вырвалась и прям на левую ногу. У меня аж в глазах померкло. Сначала ни боли, ничего. Глаза вниз опускаю, а ботинок весь перекорежило, чувствую, а там внутри все кровью наливается. Тут я и закричал благим матом. Мужики бледные меня в медпункт под руки, а там вчерашняя студентка, по блату взяли ее или как, она ботинок разрезать не может, а как увидела, что там внутри, чуть саму откачивать не пришлось. Вкатала мне укол какой-то обезболивающий, стали «Скорую» ждать. Я смотрю, мужики еще бледнее стали, курить ходят по очереди, а мне на ногу смотреть не дают. Я хлоп – и в обморок. В себя пришел уже в больнице имени, чтоб его, Семашко, туда живому человеку лучше не попадать. Ноги нет, так и не увидел, что там с ней случилось. Я потом спрашивал, говорят, в Москве оставили бы ногу, вылечили, а этим только б отрезать. Как сейчас помню, лежу я в коридоре, в палатах мест не было, смотрю на окно во всю стену, там осень, солнце светит, и думаю, как же я на завод теперь ходить буду? Потом понял, что не буду, и так мне хорошо стало, спокойно. Не вставать, не делать ничего. Если б не эта болванка долбаная, я б до сих пор за фрезой стоял. Дальше сами знаете – уволили по инвалидности, только в прежние времена дали бы что-нибудь получше синтетической шубы и пенсии в сорок пять рублей.
Рассказ звучал для Лехи как радиоточка в соседней комнате. Он разглядывал кухню, такую же маленькую, как и в его доме. Такую же бедную, но чем-то хуже. Не было видно женской руки, любившей чистоту, и вонь самогонки перебивала все уютные запахи кухни. Как пахнет в хлебнице, от вымытого стола, от горячей батареи, где должны сушиться полотенца, а не замерзшие Лехины ляжки. Лампочка у него на кухне светит ярче, а здесь тусклая сорокаваттка в черном патроне свисает на проводе, и краска возле раковины пошла пузырями.
Игорь, заметив задумчивость друга, перестал ему подливать, опустошая бутылку в одиночку, и голова его склонялась все ниже и ниже, только пальцы крепко вцепились в чашку. Леха очнулся, выпил из стакана теплой водки и, не подумав, куснул огурец.
– Пойду я, дядя Толь, меня мать ждет, – поднимаясь, сказал Леха.
– Ну, давай, Алексей, мать – святое, – опрокинув внеочередные пятьдесят грамм, дал добро хозяин. – Я тебе потом доскажу.
– Папирос отсыпь, – оставляя три в пачке, сказал Игорь. – К Ирке, что ли, пойдешь? Не даст…
Леха не думал о таком продолжении вечера, но теперь обрадовался этой идее.
– Когда-нибудь даст, – негромко сказал он уже из коридора.
* * *
Пока они сидели на кухне Игоря, ветер утих. Тихий снег падал на Безымянку. Он таял, не долетая до земли, и в его запахе было обещание скорой весны. Голова Лехи кружилась от водки, усталости и чего-то еще. Ему одновременно хотелось спать и увидеть Иру, купить штаны и выпить еще. Он думал обо всех этих приятных вещах, глядя на падение обреченных снежинок в свете желтого фонаря, и не заметил, как из-за угла с улицы вышла Ветка с отцом. В руках у них были сумки наверняка с чем-нибудь вкусным, они шли, смеясь, словно собираясь готовиться к празднику.
– Че, Лешка? Уже принарядился? – окликнул его Вася, всегда находившийся в бодром расположении духа.
– Самую малость, дядь Вась, – в том же тоне откликнулся Леха.
– А чего бы рабочей молодежи и не отдохнуть…
– Ты че, к Ирке собрался? – перебила отца Ветка. Ее пухлое лицо приобрело деловое выражение, и она, не дожидаясь ответа, затараторила: – Сначала, пьяным к Ирке не ходи, потом, ее все равно нет дома.
– А где?
Дядя Вася безучастно поставил сумки и закурил, так же радостно разглядывая снег под фонарем, как до него делал Леха.
– К ней тетка из Москвы приехала, ну, к маме ее, сестра тетя Зоя. Они в город к ней в гости поехали. Наверное, шмоток привезла. Ирка мне обещала бусы янтарные из Прибалтики…
Леха на этих словах тоже выключился из разговора и, закуривая, уставился на фонарь.
– Скоро, скоро уже тепло, – подмигивая, чуть слышно сказал Вася. – Чуток переждать осталось.
– Докуривай, сумки перепачкал, пошли, – разозлилась Ветка, и Вася без задержки выполнил приказы дочери.
Через полминуты они исчезли в подъезде, будто и не встречали никакого Лехи. Он не обиделся и тоже пошел домой. Странный мужик этот Вася, думал он, поднимаясь по лестнице. Всегда радостный, при деньгах, водит свой грузовик, пьет редко, но и дома бывает нечасто. Дочек назвал Иветта и Белла, откуда только придумал. Ветка и Белка, они и есть.
